Елена Королевская - Две капли голубой крови!

А у мамы и со старшим братом, который жил довольно близко, всего в часе езды на электричке, не сложилось особенно теплых отношений. Она с обидой рассказывала, что он не выполнил каких-то обещаний по отношению к ней. Она в свое время его поддерживала всем, чем могла, и именно из-за него не пошла в институт, а пошла работать, специально чтобы иметь возможность помогать ему деньгами, пока он в свою очередь учился в институте. Ну а когда пришло время, и уже маме понадобилась помощь старшего брата, он о ней и не вспомнил. Мама вообще очень многое в жизни, по ее собственным словам, не сделала из-за кого-то, не доучилась, не за того вышла замуж или не вышла замуж за того, за кого хотела выйти, не занималась любимым делом… Ее старший брат считал маму законченной эгоисткой, о чем нам говорил в глаза, а в маминых ссорах с бабушкой Зиной всегда поддерживал сторону бабушки. И говорил, что мать многое привирает и преувеличивает, включая наказания.

— Да, бабушка действительно наказывала нас ремнем, но в то время всех так наказывали, — заключал дядя.

Ничего из ряда вон выходящего по отношению к ним он не помнит. Мы обижались и принимали сторону матери. Мама объясняла нам разницу в восприятии ситуации тем, что бабушка изначально по-разному относилась к сыновьям и к ней. Но несмотря на то, что отношения между ними и не были особенно теплыми, брат с сестрой периодически созванивались в основном по праздничным датам, и мы даже приезжали несколько раз к дяде в гости. Дядя и его жена, а наша тетя, получили высшее образование, тетя прекрасно владела французским языком, что для нас в детстве было в диковинку. Собственных детей на тот момент они не имели. И, как говорила мама, слабо представляли, как им обращаться с двумя девчонками. Так как дядя жил в собственном доме, мама попросила его взять нас «на месяцок» на свежий воздух. Дом у него пятикомнатный и двухэтажный, и он согласился, места всем хватит. Пока мы там жили, дядя привлекал нас в полном объеме к сбору облепихи, прополке грядок, строительству бани… Нам у него не нравилось. Мы чувствовали, что мешаем им. Дядя, а в особенности его жена, считали нас плохо воспитанными, некультурными детьми. Мы не умели играть в шахматы, не знали о новомодных течениях в питании, не проявляли особых талантов в математике…

Как говорила жена дяди:

— Дикие дети.

Если в дом приходили их друзья с детьми, то они вместе с ними усаживались за общий стол, это были гости, а нас, так как мы «свои», нам так это объяснялось, за стол не приглашали. Нам предлагалось, если захочется что-то съесть, подойти к столу и попросить. Мы, по мнению дяди и его жены, вели себя недостаточно хорошо для «их высшего общества». Конечно же, мы с сестрой все понимали, и к столу не подходили. Семейных отношений не получалось. Через день или два мама привозила к брату полные сумки продуктов для нас. Но мы с сестрой ходили полуголодные. Дело в том, что его жена придерживалась модного «здорового питания», варила супы на воде и прочую «новомодную еду» без соли, жира и сахара, а он, наш дядя, во всем потакал любимой женщине. Мама называла брата подкаблучником и всячески осуждала их «прилюдные лизания», так она называла поцелуи, которыми дядя с женой иной раз без стеснения обменивались при нас. Еще он был заводчиком каких-то овчарок. У них жила собака, красавица и умница, по кличке Лора, каких поискать. Она ждала щенков, поэтому в первую очередь нужно кормить ее. Ей дядя и скармливал привезенные мамой продукты. Узнав об этом факте с питанием, мама нас забрала, рассорившись с братом на долгие годы.

Собака дяди была единственной собакой, которую я не боялась животным страхом. Всех остальных я боялась ужасно, и вот почему.

В период моего рождения в квартире проживала немецкая овчарка. Овчарка считалась дедушкиной. Со слов мамы, собака очень ее любила. И ревновала ее ко мне, когда я появилась в квартире, так как мама стала гулять не с ней, а с коляской.

И вот однажды, когда мне не исполнилось еще и двух лет, я счастливая шла по коридору, в пакете у меня лежали сладкие кукурузные хлопья. И вдруг рука дрогнула или я споткнулась, и почти весь пакет рассыпался на пол.

— Ай, как жалко, — подумала я и начала эти хлопья собирать.

Но собака, видимо, решила, что то, что упало — то пропало, и уже принадлежит ей. Она тоже стала собирать их языком. И когда я нагнулась, чтобы поднять хлопья около нее, собака рявкнула на меня и всей своей массой прижала к стене. Стоя на задних лапах, передней лапой она опиралась мне в плечо и рычала мне в лицо оскаленной пастью. Прибежали родные, оттащили собаку. Дальше я ничего не помню. На открытой перед моим лицом собачьей морде время для меня словно остановилось. После этого, по словам мамы, у меня началось заикание и энурез, с которыми вроде, как и боролись, отправляя меня одну на два месяца каждое лето в «детские санатории» с двух лет и до самой школы. Сестра с кровотечениями оставалась дома с мамой.