Александр Жулин - Душа убийцы — 2

«Спускайтесь»!.. Он за кого меня держит?

— Нет, Труев, нет! Это вы тащитесь сюда! Что нам там делать внизу? Силы-то есть?

— Ладно, попробуем снова! — отвечал он негромко, не напрягаясь, так, что мне — мне! — приходилось прислушиваться. Только держите покрепче! Страхуйте! Сумеете?

И снова подвох! «Сумеете?» — да что я, дешевка, чтобы так запросто ловиться на эту подначку?

— Хватайтесь!.. Только учтите: я отпущу!..

И вот я кручу рукоять. Он, похоже, не понимает, что я не шучу. Роман — моя ставка, но мне не закончить его!

Я опять включил стопор. Подергал веревку.

— Эге-гей, Труев! — крикнул в дыру. — Отпускать? Или как?

— Или как! — отвечал он жизнерадостно.

— Но ведь я отпущу! Так лучше сейчас — падать меньше придется!

— Зато времени больше на то, чтобы вы передумали!

— А если не передумаю?

— Значит — судьба!

Судя по голосу, он не бравировал. Этот скот так умел говорить, что фальши не слышно. Это-то и раздражало меня.

— А знаете, Труев, почему я все равно ее отпущу? Да вот почему! Я, Труев, трахал вашу жену и сообщал вам об этом — вы благородно прощали, даже удрали от нас в эти каменоломни… «Если Риточка, тебе хорошо, то и мне от этого хорошо!» Вы натянули на себя маску святого — тем самым меня вынудили стать негодяем! Да что — негодяем: заставляете меня вас убивать! А я не хочу убивать!

Что-то насторожило меня. Труев молчал. Сопя, отдуваясь — так, что стены шахты громово отражали силы и вздохи, — не отвечал. Но иное царапнуло. Словно бы кто-то смотрел.

Я заглянул в шахту: он смирно висел, этот одураченный сом.

Я оглянулся и снова не понял, что же царапнуло.

— Труев, ну докажите, что вы — полный святой! Ну, пообещайте закончить роман за меня! — я крикнул глумливо. — Вот вам зацепа для того, чтобы развить мысль, которую вы усмотрели в романе: вы — святой, и ваша судьба в моих злодейских руках! Я говорю: я трахал вашу жену, а вы мне: прощаю! Я говорю: я украл чужой… Нет, пусть будет: вы — живописец, и я украл вашу картину! И выручил миллион за нее! А вы, скажем, ослепли. И вот, слепой, нищий и одинокий, вы тащитесь вверх и говорите: за картину — тоже прощаю!.. И тогда, потому что вы вынуждаете меня стать негодяем, убийцей, поскольку простить — можно, пожалуй, а вот оказаться прощенным — вот это хреново… тогда я говорю: я отпускаю стопор!.. А вы мне: прощаю! Так тихо-тихо, проникновенно: прощаю! И я… Я отпускаю.

…На этот раз я отпустил более квалифицированно: он падал значительно дольше. Я придерживал барабан, пока веревка скользила в отверстие шахты… прошло пять секунд!

— Ну как? Вторую ногу-то не сломали?

На этот раз он ответил не сразу. Вот теперь счет сравнялся. Теперь ему надобно думать.

— Эй! — крикнул я громче. — Вы живы там или как?

— Или как! — зло он отвечал. Зло отвечал! Зло!

— Что же? Судьба?

И опять он промолчал. Нет, он не был Леонид Леонидовичем, не был! Тот бы за такую возможность… за возможность влезть в душу убийцы… тот бы за эту задачу искусства… Да нет, вряд ли, нет, нет! Все бздят помирать, все дрожат за свою бледную жизнь, не верю я ни в Александра Матросова, ни в Иисуса Христа!

И опять что-то чужое словно бы колыхнулось вблизи.

Словно бы приоткрылся чужой, изучающий глаз!

Этот взгляд прямо царапнул. В буквальном смысле меня передернуло. Словно по позвоночнику провели чем-то липким, гадким, заразным.

— Эй, Труев! — крикнул в дыру, цепляясь за Труева, будто бы он мог уберечь от этой заразы. — Вот теперь я скажу вам, зачем все это затеял. Мне нужно закончить роман. Как его нужно закончить и чем… ну там, психология, детали и прочее… в общем, материала у вас предостаточно! Но, согласитесь, я никогда не поверю, чтобы вы на свободе, в тепле, в безопасности взялись закончить роман, никогда не поверю, и никто бы не поверил в такую возможность! Но в яме , Труев, сидя в этой дырище, у вас просто нет выхода!

Вы какое-то время подумайте, отдохните, а вскорости я спущу вам сюда и еду, и одеяло, бумагу и прочее — все для того, чтобы закончить роман!

Он все молчал.

И тогда я пустил в ход наипоследнейший аргумент. Выпустил ударный полк из засады.

— Слушайте, Труев, — начал негромко. Да, я начал негромко и даже не опускал голову в отверстие шахты. Я знал: сейчас он услышит! Поэтому я начал негромко: — Послушайте, Труев, есть еще обстоятельство! Встретившись с вами, я, хотя в это трудно поверить, но я… я был огорошен. Ваши слова, что роман может стать Полезным Для Человечества, буквально перевернули во мне всё, все мои принципы… Я больше не претендую на авторство… Я все отдам вам… Только закончите!.. И простите за то, что я так грубо, жестоко все это обтяпал, но согласитесь и с тем, что вам будет проще… вы должны вжиться, в конце-то концов! А как только закончите, я вызволю вас, я засвидетельствую, что вы — законный соавтор, что вы внесли в роман важнейшую линию…