Александр Жулин - Душа убийцы — 2

— Труев! — позвал я. Негромко позвал.

Но меня он не узнал. Я так понимаю: он смотрит вверх, видит небо — голубое, прекрасное, далекое небо. И там, в этом лазурном окружии чернеет овал чьего-то лица — маленький, неразличимый.

Но полно! Пора дать понять, чьей милости он обязан своим злоключениям — и происшедшим, и тем, что еще предстоят! И, сунув камешек в конверт с фотографиями, которые по причине, до конца и сейчас мне неясной, я постоянно держал при себе, я швырнул конверт в шахту.

А он, до последнего задиравший башку свою вверх, как раз в этот момент ее опустил. И посылка пришлась ему аккурат по макушке. Он схватился за голову. И опять, вопреки всякой логике вместо того, чтобы взглянуть, кто там кидается почтовыми атрибутами, наклонился к свалившемуся с неба подарку и забрался ручищей в конверт.

— А я-то все думаю, чьи это проделки! — пробасил, разглядывая фотографии.

Это были ударные момент-фотки. Золотоволосый лизун — хахаль Зинки, после удара гитарой рабски покорившийся мне (плюс, конечно, еще и оплата за мучительный труд!), запечатлел скрытой камерой несколько вольных поз, в которых сплелись наши с Ритой тела и которые вряд ли принадлежали к арсеналу вольной борьбы.

Но Труев был великолепен. В словах, с которыми он обратился ко мне, не было и намека на терзания рогоносца.

— Эй, Медедев! — крикнул мне Труев. — Хотите поговорить о доделке романа?

Каков гусь! Складывалось впечатление, что он никак не мог поверить в катастрофичность своего положения. Пошло было бы отвечать ему небольшим, скажем так, камнепадом.

— Что ж! — так же разудало ответил я. — Будем считать, что вы правы!

— Ну так спускайтесь!

Каково? Он не просится наверх, его устроит и встреча внизу! Я опустил веревку к нему:

— Хватайтесь! Не обещаю, что вытяну до конца, но…

Я не был уверен, что он решится: ведь он попадал под мою чрезвычайную власть! Отпущу — и двадцать метров полета) Две секунды полета, и — чпок! Но он сразу схватился мне пришлось упираться что было сил, чтобы его удержать.

Когда я почувствовал, что он уже капитально завис на крючке, то, налегая всем телом, начал накручивать рукоять ворота. А когда веревка была извлечена примерно до половины, ввел фиксатор в просвет между зубцами стопорного устройства.

— Ну как? — крикнул ему. — Есть еще порох?

— Ага! — отвечал он жизнерадостно.

— А теперь отдохните! Вцепитесь в веревку — если хотите, зубами — и слушайте! Слушайте мой ультиматум!

— Я слушаю, слушаю! — легко он отвечал. Он задрал ко мне лысину лба, веник бороды лег на веревку, он приготовился слушать, вися. Как крупная рыбина, рассматриваемая изумившимся рыболовом.

— Я, Труев, сидел ! — произнес я с ударением.

— Поздравляю! — тут же откликнулся он. — Для писателя — опыт огромный. Я-то, увы, нет, не сидел! Поздравляю!

— Я, Труев, сидел, у меня упрощенное отношение к жизни и смерти. Вот отпущу стопор и…

— Да зачем же? — опять перебил он меня. Легко врезался в мою речь, жизнерадостно. — Что толку-то, что? Ну, гикнусь я, ну, сломаю хребтину, и что?

Этот скот так легко отвечал, что путал мне карты. Будто не он там висит, напрягая все силы, будто не ему, девяностокилограммовому старому дяде там неуютно, а мне!

— А затем Труев, что, когда я сидел, один чурка-писатель передал мне, отбывшему срок, адрес и два телефона. Явившись по адресу, я получил пару сотен за труд и папку с романом… Конечно же, больше я никуда не звонил!

— Так зачем отпускать стопор? — после некоторой задержки, возразил Труев. — Давайте, я выберусь, и мы как следует все обсудим.

Гнусность была в том, что каким-то образом он меня вынудил на другой, интеллигентный тон разговора.

Отпустив стопор, я наблюдал, как веревка, поначалу медленно отползая, раскручивая барабан, вдруг рванулась и, сопровождаемая грохотом барабана, исчезла в дыре.

Глухой удар (секунда и еще какая-то доля) возвестил о встрече рогоносца с родимой землей.

— Эй! — крикнул я в полутьму. — Живы?

Он ответил не сразу. Признаться, так я где-то внутри, в недрах своего глубинного «я» облегченно вздохнул: какая-то тревога не отпускала меня. Но он, собака, ответил!

— Ага! — Странно: голос его звучал доверительно! — Кажется, ногу сломал. Или вывихнул? Больно, комар ее забодай!

— Ну, теперь-то вы поняли? — надрывался я крикнуть погромче: — Мне теперь и сам черт не товарищ!

— А чего понимать?.. Ой!.. Больно, пропади она пропадом! Чего понимать? Я и так кое-что, да… В смысле о вас… Тут особенно и нечего понимать. Тем более нам надо поговорить!.. Тем более!.. Давайте, спускайтесь!