Нгуен Бонг - Избранное

Я расскажу потом, каким образом эти открытки оказались у моего мужа. Благодаря этим открыткам, пусть не покажется это странным, у меня сложилось свое представление о северянах. Помнится, еще муж рассказывал мне, что некий ханойский любитель орхидей окружил свой садик проволокой с электрическим током, но это не помогло и орхидеи были похищены! Откуда такое пристрастие к цветам у этих людей?

Обмануть меня глупыми баснями про Северный Вьетнам было уже невозможно. Но я не могу сказать, чтобы мы прониклись любовью к нему. Мы относились к нему уважительно, но все же побаивались, считая, что северовьетнамцы слишком далеки от нас, имеют с нами слишком мало общего. Тогда мне бы и в голову не пришло, что я когда-нибудь полюблю коммуниста. Разве можно полюбить человека, которого побаиваешься, с которым не имеешь ничего общего, хотя и уважаешь его. Я уже говорила, что парень, который мне нравился, был замучен в тюрьме. Потом я встретила человека, за которого вышла замуж. Я вышла замуж не по любви (мужа уже нет в живых, и мне не следовало бы так говорить, но что поделаешь, если это правда). Муж был старше меня на семь лет, а обстоятельства в нашей семье были таковы, что мне не приходилось рассчитывать на другие предложения. И я никогда не мечтала о муже министре или генерале. Мне хотелось всего-навсего выйти замуж за самого обыкновенного человека, лишь бы он был порядочным. Мой муж был преуспевающим дельцом, и хотя миллионов у него не было, прилично обеспечить семью он мог. Он хорошо разбирался во многих вопросах, имел обширные связи и был очень привязан к семье. Чего же желать! После того как он стал разводить орхидеи в этом питомнике, наша семья перебралась сюда, подальше от сайгонской сутолоки. Здесь мы жили спокойной жизнью, к тому же в питомнике для каждого нашлось дело.

Мы прожили безбедно до весны 1975 года. В марте — апреле 1975 года в стране развернулись события, которые положили конец нашей тихой мирной жизни. Нас охватил страх, предчувствие беды. И не напрасно: 27 апреля мой муж был зверски убит.

Я овдовела как раз в то время, когда на Юге царила неразбериха, когда одни стремились во что бы то ни стало уехать, сбежать из Вьетнама, а другие, наоборот, возвращались, когда одни тряслись от страха, а другие ликовали. Я носила траур по мужу и мы с сыном не собирались трогаться с места. За нашим городским домом присматривал надежный человек. У меня оставались кое-какие средства, на них мы с сыном смогли бы более или менее сносно прожить еще несколько лет. Я чувствовала, что уже не смогу расстаться с нашими орхидеями, за эти годы я к ним привыкла. Муж вложил в них столько сил, и я с удовольствием ухаживала за ними. Сын тоже возился с ними с утра до ночи, из-за них он даже бросил институт.

Итак, и после освобождения Сайгона мы с сыном продолжали ухаживать за орхидеями, словно ничего не изменилось. Тогда мы, конечно, и не помышляли о расширении питомника. Часть наших работников сбежала, с нами осталось лишь несколько человек. Они продолжали работать отчасти из чувства долга, отчасти потому, что не нашли другой работы. Во всяком случае они мало надеялись на твердый заработок. Получилось так, что основными работниками стали мы с сыном.

И вот однажды у нас появились представители из волости. Среди них оказались люди, с которыми нам довелось познакомиться еще до того, как Юг был освобожден. Представьте себе, мы встретили знакомых, которые при американцах были здесь на нелегальной работе. Иногда они появлялись у нас, мы с мужем встречали их как надо и помогали, чем могли, — они этого не забыли и вот теперь решили навестить меня. Они, оказалось, очень обходительны, бодры и веселы. Мы с сыном поинтересовались дальнейшей судьбой нашего питомника, но они лишь разводили руками: питомник, мол, вам принадлежит, вы и решайте. Конечно, постарайтесь его сохранить, а у местных властей пока на этот счет никаких указаний нет. Судьба вашего питомника в дальнейшем будет решаться городскими властями Сайгона или даже в центре, в Ханое. Мне предложили заняться кое-какой общественной работой, я согласилась. Потом появились представители района, затем города — это была военная администрация. Военные, оказывается, не забыли тот случай, когда после неудачной операции в Сайгоне [42] Имеется в виду наступление на Сайгон отрядов Фронта национального освобождения Южного Вьетнама зимой и весной 1968 г. целый отряд укрылся в нашем питомнике вместе с джипом, орудием и минометами. Гости сами напомнили мне об этой встрече, а мне было некогда заниматься воспоминаниями, так как работы у меня было по горло. Дело в том, что отряд уходил из города на рассвете, продолжать путь до наступления темноты не мог, потому-то бойцам и пришлось остановиться у нас. Они нам сказали тогда напрямик, без утайки, кто они такие, и посоветовали не обращать на них внимания и спокойно работать, а сами заняли оборону, скрытно выставив дозоры. Правда, они запретили нам покидать территорию питомника, сказав, что вынуждены будут задержать каждого, кто появится здесь. Мы, конечно, подчинились. К счастью, в тот день к нам не наведался ни один солдат марионеточной армии, хотя вокруг нас располагались укрепленные военные посты. С наступлением темноты отряд двинулся в путь, причем с нами вежливо попрощались, поблагодарив за оказанную услугу.