Нгуен Бонг - Избранное

Сейчас брат дома, работает и помогает семье. Я хотела поподробнее расспросить маму о брате, но она уже заговорила о другом:

— Я сказала дома, что ты напишешь им письмо.

Я обняла ее.

— Мама, а ты не сердишься на меня?

Она шутя оттолкнула меня, молвив:

— Да уж ты хороша, даже домой не заглянула!..

Конечно, я очень виновата перед мамой, — даже не потому, что вопреки ее наказам стала участвовать в революционном движении, а потому, что скрыла от нее это, словно бы не доверяла ей. Что меня удерживало? Ведь мама сама помогала партизанам, носила им продукты на остров Гао. Так почему же я боялась сказать все матери — и что умышленно заваливала экзамены, и что выполняла задания организации?.. Может быть, знай мама правду, она помогла бы мне, и не арестовали меня?..

Я прижалась к маме, словно просила у нее прощения.

— А наш Ба очень вырос, такой сильный стал парень! — сказала мама.

Я поняла, что она имеет в виду, когда говорит про Ба, что он «сильный парень». Ведь после моего ареста Ба взял на себя все заботы о семье, помогал маме продавать рыбу на рынке, оставил школу, чтобы дать возможность учиться остальным, и теперь уже самый младший из братьев Ут заканчивает пятый класс.

— Бабушка совсем ослепла, и с ней повсюду ходит кто-нибудь из внуков. Ты знаешь, она каждый день твердит, что хочет видеть тебя. Она просила передать, что если ты не приедешь домой навестить ее, то в следующий раз она заставит кого-нибудь из внуков везти ее сюда.

Было уже поздно. Деревня затихла, все уснули. Лишь изредка откуда-то доносились голоса, смех, звуки музыки…

Спокойная безветренная ночь. Повернувшись к окну, я смотрела на далекое темное небо, где сияли яркие звезды. Внезапно небо озарилось ослепительным светом. Это наши партизаны, наверное, напали на военный пост, расположенный неподалеку от деревни, а солдаты, охранявшие его, с перепугу запустили осветительные ракеты. Вспышки следовали одна за другой, заливая все вокруг мертвенно-белым светом.

Я слушала, как мама рассказывает о доме, и представляла себе родную деревню, дорогу, ведущую к городу, дом бабушки и сад на берегу реки. Мне виделись лица бабушки, братьев и сестер.

Неожиданно я повернулась к матери и крепко обняла ее.

— Да, мама, совсем забыла еще об одном…

— О чем?

— Хоанг…

Я смущенно замолчала. Мама спокойно ждала. Потом спросила:

— Он сейчас на Пуло-Кондоре?

Оказывается, мама уже знает все. А я-то боялась говорить с ней об этом, все не решалась.

Мама прижала меня к себе.

— Милая моя девочка, — проговорила она, ласково гладя меня по голове.

Мне захотелось уткнуться матери в грудь, как в детстве, когда я спала с ней на одной кровати. Помню, мама точно так же, как сейчас, гладила меня по волосам.

И почему-то вспомнилась песенка Тхань:

Хоанг говорил мне, чтобы я никогда не обрезала своих длинных волос.

А что бы ты сказал, Хоанг, если бы меня послали на новое задание и мне пришлось бы сменить прическу, привычною одежду — надеть модное, яркое платье с вырезом и узкой талией, накрасить губы, напудриться?..

Впрочем, я знаю: ты хочешь, Хоанг, чтобы я сохранила свою прическу и носила свое белое платье для того, чтобы навсегда сохранить в чистоте верность нашим идеалам! Не так ли, Хоанг?

Ханой — Ялта — Ханой

1970—1971

Перевод Е. Глазунова.

Дом опустел, и я ощутил внезапный страх. Мне захотелось броситься следом за родными, но я по-прежнему лежал на кровати, свесив ноги и не в силах пошевельнуться. Лишь через некоторое время я заставил себя встать и выглянуть в окошко. Тревога и беспричинное раздражение, которые охватили меня в минуты перед расставанием, не проходили. Вспоминались настойчивые слова матери, в ответ на которые я упрямо твердил одно и то же: «Кому угодно ехать, пусть отправляется, я остаюсь…» Младшие дети не понимали серьезности момента и были радостно возбуждены, как будто им предстояло не бегство от неприятеля, а веселая экскурсия. Старшая сестра держала себя подчеркнуто спокойно и невозмутимо, всем видом стараясь показать, что спорить и волноваться не о чем: кто хочет — пусть едет, кто не хочет — пусть остается.

«Берегись, — сказал отец, — дед говорит, что стоит им увидеть твои длинные волосы, как тебя сразу же и расстреляют».