Нгуен Бонг - Избранное

Видимо, Хоангу тоже было трудно расстаться с нами. Он замедлил шаг, повернулся к реке и стал смотреть на два больших судна, стоявших на рейде. Из их труб валил густой дым. На палубе не было ярких огней, не слышалось голосов, смеха и музыки, как на теплоходе «Микань». Это были иностранные суда, бросившие якорь в порту. На верхушках мачт мерцали одинокие огни, слабо освещавшие гладь реки по обе стороны судна, и развевались многоцветные флаги. Оба судна — будто усталые путники, которым наскучили скитания по океанским волнам, спрятались здесь, в темном углу пристани, подальше от городской суеты, от шумного веселья на теплоходе «Микань».

Хоанг остановился, посмотрел на черный дым, валивший из их труб, и вдруг задумчиво промолвил:

— Более пятидесяти лет назад дядюшка Хо отплывал за границу, наверное, вот на таком же пароходе.

И он молча пошел дальше, мы следом за ним. Хоанг и раньше рассказывал нам о том, как много лет назад дядюшка Хо уехал из Сайгона за границу. И сейчас, в этот тихий вечер, шагая по набережной вдоль чуть слышно плескавшейся реки, мы обе, Хонг Лан и я, вдруг вспомнили рассказы нашего товарища. Действительно, дядюшка Хо уехал в один из тех дней, когда мрак царил над всей страной. Дядюшка Хо отправился в путь один — он решил сам отыскать дорогу к освобождению своей страны, своего народа. А сегодня в шумном, взбудораженном Сайгоне обстановка с каждым днем накаляется, все взоры обращены к освобожденным районам и боевым зонам, к Северному Вьетнаму. Мы знали, что социалистический лагерь поддерживает нас, что весь мир с волнением следит за нашей борьбой.

Мне хотелось поделиться своими мыслями с друзьями, но Хоанг остановился и сказал:

— Все. Пора расходиться.

Мы повернули обратно. Я попрощалась с Хоангом и Лан, вскочила на велосипед и поехала домой. Хоанг и Лан дошли вместе до развилки дорог, где они оставили свои велосипеды, а затем тоже разъехались, каждый в свою сторону.

Несмотря на облавы и аресты, в последние месяцы прошлого года мы не потеряли ни одного человека, — напротив, наша организация еще больше окрепла. Борьба разгоралась. В те дни во многих школах проходили собрания и митинги, на которых выдвигалось требование вести преподавание в высших учебных заведениях на вьетнамском языке. В ответ на это была объявлена мобилизация в армию тех студентов, которые прежде получили отсрочку. Мы устроили многотысячный митинг протеста против насильственного призыва молодежи в армию.

Именно в это время, когда движение стало особенно сильным и приняло широкий размах, Хонг Лан сообщила мне, что она должна на время исчезнуть. Дело в том, что в последние дни полиция начала слежку за ней. К тому же вновь объявился Ван, который мог не только узнать Лан на улице, но и потащиться за ней на квартиру. Один наш товарищ сообщил, что видел фотографии Лан в военной полиции, причем фотографировали явно тайком: Лан или шла в школу, или гуляла, или разговаривала с друзьями. Лан доложила об этом руководству, и ей рекомендовали на время уехать из города.

Таким образом наша связь с Лан, а следовательно а с Хоангом, прервалась. Последние аресты не коснулись моей организации, но в целях страховки я снова вернулась в дом супругов Ба, у которых уже жила больше трех месяцев. Я решила перебраться к ним потому, что думала: а вдруг Хоанг начнет разыскивать меня и заглянет к своим старым знакомым?

Но сидеть сложа руки и ждать было невыносимо для меня. И я, соблюдая осторожность, ходила на занятия, вела подпольную работу. А работы было много, и она становилась все сложнее, но даже за делами я не забывала о Хоанге, меня мучила неизвестность.

Приближался праздник Тег. В городе было неспокойно, облавы следовали одна за другой. Из соседних районов приходили тревожные вести. Говорили, будто Хоанга видели однажды на набережной Батьданг. Рассказывали, что повсюду народ поднимается на борьбу, что в некоторых провинциях арестовали и предали суду наиболее жестоких представителей власти. Из уст в уста передавали радостную весть: создан Национальный фронт освобождения, и он принял манифест.

Кроме семьи Ба, я хорошо знала некоторых соседей, например, дядюшку Бая — рикшу, который жил напротив. Нередко они с дядюшкой Ба принимались обсуждать новости, которые узнавали из газет. Я была знакома и с соседкой Хюе, приветливой женщиной, которая торговала водой в нашем районе, — она часто рассказывала мне о пагодах Тыдам и Зиеуде, которые были в ее деревне. Заработанные деньги Хюе отдавала на содержание этих пагод. Все эти люди расспрашивали меня о Фронте. Но что я могла им ответить, если сама знала не больше, чем они, — ведь у меня не было связи ни с Хонг Лан, ни с Хоангом!