Нгуен Бонг - Избранное

Она вспомнила все: войну Сопротивления, возвращение в Ханой и свой приезд сюда. Ханой, праздновавший победу над врагом, стоял у нее перед глазами: повсюду радостное оживление, на улицах толпы плачущих и смеющихся людей…

Дом, где жила Тхань, оказался разрушен, ее с матерью приютил у себя муж старшей сестры, который оставался в Ханое. Вскоре мать заболела, но когда зять решил перебраться в Хайфон, она вместе с Тхань поехала за ним, а потом все уехали в Сайгон.

Поначалу в Сайгоне они чувствовали себя очень одинокими. После долгих мытарств и поисков работы мать некоторое время занималась мелкой торговлей, но дело это оказалось убыточным, и очень быстро они остались без гроша. Разорение окончательно подкосило силы матери, и она вскоре умерла. После ее смерти остатки имущества забрал зять, ставший главным виновником всех их несчастий — это он настаивал на переезде в Сайгон, его «деловые советы» были причиной разорения, а теперь он забрал последние деньги. И Тхань вынуждена жить в его доме, выслушивать бесконечные ссоры его с женой, своею старшей сестрой. Однажды он привел в дом нескольких американцев, своих сослуживцев, сотрудников ЮСИС, и познакомил их с Тхань. Они стали уговаривать Тхань изучать английский язык и предлагали ей свою помощь. Под каким-то предлогом она отказалась и впредь старалась избегать встреч с ними. В праздник Осени зять опять устроил у себя попойку, снова пригласил в дом американцев и потребовал, чтобы Тхань вышла к гостям. Он попросил ее рассказать им о старых традициях вьетнамцев, связанных с праздником Осени. Тхань схватила со стола кусок праздничного пирога, выскочила из дому и помчалась ко мне…

Тхань сказала:

— Я хочу дружить с тобой. Когда мы вместе — мне хорошо. Я хочу жить иначе, но не знаю, как это сделать.

Она смотрела мне в глаза, ожидая ответа. Не выдержав ее взгляда, я отвернулась и стала смотреть на море — вода сейчас казалась иссиня-черной. Я не знала, что ей ответить. Мне не приходилось бросать родной дом, никто из моих родственников не работал на американцев, я живу совсем по-другому, но я не имею права оставлять ее без помощи, я не должна избегать ее.

До сих пор я была целиком поглощена жизнью школы, делами класса. Вместе с Хонг Лай, Хоангом, другими товарищами я помогала отстающим. Кружки математики и литературы, художественная самодеятельность, подготовка к созданию в школе ученического союза, организация помощи отстающим ученикам, наши туристические походы — все это я считала важным и необходимым в своей жизни и для других ребят, чтобы они хорошо учились, были организованными, не подпадали под дурное влияние. Сама я собиралась кончить десять классов, потом учиться на врача или на учителя, — это был мой долг и моя мечта. Но разве у человека должна быть только одна цель — получить образование? Есть, верно, еще и другие важные дела…

Ночь подходила к концу. Волны бесшумно накатывались на песчаный берег и с шелестом уползали обратно. Прохладный ветерок дул с моря. Неожиданно я почувствовала какое-то странное волнение: хотелось мчаться, сорвавшись с места, кричать во все горло… Но я только крепче обняла Тхань, ласково прижала к себе.

После этого похода мы еще больше сдружились с Тхань.

Однажды в начале нового года, когда январским утром ученики пришли в школу, все почувствовали, что происходит что-то необычное: многие девушки были одеты в длинные белые платья, ребята — в костюмах с белыми рубашками и аккуратно причесаны. Только некоторые пижоны остались верны себе — лохматые парни, как всегда в джинсах и цветастых рубашках, распахнутых на груди, а девчонки в узеньких брючках или в пестрых, затянутых в талии, платьях с большим вырезом.

В нашем классе все уже были на местах — одни сидели, другие стояли возле стен, многозначительно переглядываясь. Наконец, в класс вошел директор — сегодня он как раз вел первый урок, математику. Раньше он был директором частной школы в Ханое, потом переехал сюда и открыл эту школу. Он решительно запретил какие-либо ученические организации и вообще был против того, чтобы мы принимали участие в общественной жизни. Директор жестоко наказывал за развязность, за участие в вечеринках, он требовал только одного: чтобы мы были прилежными учениками и успешно переходили из класса в класс. Ведь от наших успехов зависела репутация школы.

Не успел наш директор сесть за стол и открыть журнал, как ученица, сидевшая впереди меня, встала и направилась к его столу. Он с удивлением смотрел на нее, а девушка, подойдя совсем близко, сказала: