Юй Хуа - Месяц туманов

Каждое утро, когда время близилось к девяти, на стеклянных дверях поднимались жалюзи и заведение открывалось. Улицы в этом городе были кривоватыми, да и само здание располагалось несколько неровно. И так получилось, что по утрам солнце падало прямо на зеркала, просто ослепляя своим светом. В его ярких лучах девушки расставляли стулья, раскладывали ножницы, расчёски и другие причиндалы на рабочих местах у зеркал, попутно поправляя одежду и причёски. Это напоминало сценическое действо. Если бы в этот ранний час сюда зашёл клиент, то он учуял бы несколько спёртый воздух, в котором смешивалось множество запахов. Здесь одновременно пахло водой, в которой варили рис, специями и соевым соусом, которыми приправляли овощи, маслом, на котором жарили хворост. Ко всему этому примешивался запах от раскалённой электроконфорки. Задняя дверь скрывала за собой раскладушки, постельные принадлежности и кухонную утварь. Здесь был выход на своего рода балкончик — место размером в половину квадратного метра, огороженное картонными коробками, где складировались все вещи, сверху накрытые полиэтиленовой плёнкой. На этой узкой улочке у примыкающих к ней входов всюду была сгружена какая-то мелочёвка, и это не выглядело чем-то из ряда вон выходящим.

Через некоторое время приходил хозяин. Оглядевшись и убедившись, что всё в порядке, он уходил, потом снова возвращался и, увидев, что по-прежнему всё нормально, уходил опять. Он выглядел очень занятым и озабоченным. Собственное дело и новая роль хозяина изменили его. Он как-то потемнел, или даже не потемнел, а погрубел. А на смену весёлой беззаботности людей его профессии, рождённой доскональным знанием своего ремесла, пришли тревожность и удручённость. Он был озабочен. Его чёрный пиджак потерял всякий вид, заскорузлый, покрытый пылью, он больше подошёл бы торговцу рыбой, снующему между городом и деревней. Чёрные ботинки из телячьей кожи также запылились и имели вид весьма изношенный.

Когда беготня по делам заканчивалась, хозяин устраивал передышку и, пока не было никого из клиентов, усаживался за стойку. За его спиной находился стеклянный стеллаж с зеркальной стенкой, на полочках которого размещались всевозможные средства для мытья волос и химической завивки, бальзамы и кремы. На стойке стоял картонный каталог с пронумерованными образцами краски для волос. В общем, несмотря на скромные размеры, этот салон причёсок был укомплектован всем необходимым. Сидя за стойкой, хозяин подправлял маникюр.

Он сидел, опустив голову, и какой бы шумный разговор ни вели девушки с завсегдатаями, не обращал на это внимания. Его никто не замечал, но, как ни странно, если он отсутствовал, то пыл говорящих несколько угасал. Этот молчаливый человек, как ни крути, был здешним боссом и центром всего.

Вот и сейчас он сидел, уставившись на стеклянную дверь перед собой, за которой царила знакомая ежедневная суета. Мелькали в основном знакомые лица, и даже все их движения были предсказуемы. В самом чреве этого шумного города улица, зажатая между жилыми кварталами, напоминала деревню, она была закрыта от внешнего мира, бурлящие волны которого не докатывались сюда в полную силу, а вызывали лишь некоторое волнение. Хозяин смотрел в никуда отсутствующим взглядом, который наблюдается у людей, испытывающих трудности при открытии собственного дела. Болтовня в салоне приняла весьма оживлённый характер. Девушки находились в приподнятом настроении и, пританцовывая от радости, занимались головами клиентов. Тут в глаза одному клиенту попала пена, он сделал замечание один раз, потом второй. Когда оплошность произошла в третий раз, в воздухе запахло скандалом. Из-за стойки поднялся хозяин. Но тут девицу оттеснила одна посетительница, частенько здесь бывавшая. Она жила в здании на другом конце улицы, в котором находился универсам. Её муж был бизнесменом, содержал её, а она за неимением дел приходила сюда развеяться.

Женщина поднялась с железного складного стульчика, подошла к клиенту, засучила рукава и подняла руки. Её пальцы с двух сторон ловко проползли вверх по волосам посетителя, и его лоб сразу очистился. Быстро собрав всю пену на макушке, она начала распределять её вглубь. Весело улыбаясь, она обернулась, словно спрашивая: «Ну, как вам?» В свойственном детям порыве показать себя обнаружилось, что это для неё привычное дело. Даже внешне она несколько походила на тех двух девиц: круглолицая, с короткой стрижкой, с невыразительными, но правильными чертами лица. Создавалось впечатление, что все девушки, моющие головы, сделаны по одной модели. Ростом она была пониже тех девиц, а что до её одежды, то на ней красовался трикотажный свитер крупной вязки и комбинезон с аппликацией зверюшек на груди, что при первом взгляде делало её похожей на ребёнка. Но, присмотревшись, можно было заметить, что она беременна! Затем обращал на себя внимание её взгляд. В отличие от взгляда девиц он был не требовательным, а, напротив, очень мягким. Она словно ни на что не смотрела, но всё видела. Казалось, что эта женщина какая-то непростая! Постепенно вырисовывались её отличия от тех двух девиц. Самая существенная разница между ними заключалась не в опыте, не в возрасте и не в природных данных. То было место рождения. Верно. Эта женщина была родом из Шанхая и говорила на шанхайском диалекте. Её возраст было трудно определить: двадцать с лишним, тридцать или же тридцать с хвостиком? Но своей манерой разговаривать она отличалась от остальных жителей Шанхая её возраста, для речи которых были характерны резкое произношение и множество новомодных словечек. Она же в совершенстве владела несколько старомодным шанхайским диалектом, что выдавало в ней потомственную уроженку Шанхая.