Эдвард Кэри - Кроха

– Домой, – сказали мне. – Почему бы тебе не пойти домой?

– Домой, – прошептала я. – Об этом я как-то не подумала.

И я пошла кружным путем, по петляющим улочкам. Я не хотела торопиться. Ведь я понятия не имела, что меня там ждет.

Хотела бы я быть полой. Но я полна. А хотела бы быть полой. Надо меня опорожнить. Надо составить список. Разложить все по порядку. Тела приходят, и тела уходят. Нельзя к ним слишком привязываться. Покуда я сидела в тюрьме, люди все время уходили. Надо составить список.

Пико, Шарлотта, шестьдесят лет, выжившая из ума старая женщина .

Я его не закончила, этот мой список. Я малютка. Я улитка. Нет, я сделана из кожи. Я черна и сломлена. Я очень маленькая и очень сильная. Я составляла список. И я его не закончила. В Библии есть один персонаж по имени Иов. Он потерял семью, и когда это не сломило его, он весь покрылся язвами, но, невзирая на все удары судьбы, упрямо продолжал двигаться вперед. Возможно, он даже не знал, почему. Я составляла свой список. И мне уже было не так больно. Мой список. Надо его составлять.

Я вернулась обратно в дом, от которого осталась половина. Другая половина обрушилась. Его подпорки-костыли то ли подломились, то ли разъехались в разные стороны, но кирпичи и бревенчатые балки рухнули как карточный домик. Большой Обезьянник, храм великих амбиций, превратился в руины. Рухнули две кирпичные стены здания, обнажив старый прогнивший деревянный каркас. Каменные плиты выдернули из мощеной площадки перед домом и уволокли; от кованой ограды ничего не осталось, исчез и дверной колокольчик, некогда принадлежавший Анри Пико. Когда-то над этим домом витала надежда; здесь трудилось много народу, еще больше приходило сюда. Некогда посетителям предлагалось самое увлекательное зрелище на бульваре дю Тампль, самое увлекательное во всем Париже.

Я стояла, молча взирая на развалины.

– Эдмон, – прошептала я. – Я вернулась домой.

Ответа не последовало.

– Эдмон!

Тишина.

Что же тут произошло в мое отсутствие? Я узнала об том чуть позже, из рапорта префектуры департамента Сены. Восстановила по крупицам всю картину. Испила чашу до дна.

Обитатели близлежащих кварталов, командиры отрядов, национальные гвардейцы, бывшие работники – Андре Валентен, полагаю, был в первых рядах, хотя доказать это невозможно, – все сбежались к Большому Обезьяннику. Они так долго его ненавидели! Они окружили здание и принялись его разрушать. Это оказалось нетрудно. Подпорки поддались с легкостью; здание стонало и завывало, точно внутри вновь поселились обезьяны. Командиры отрядов крушили все вокруг, каждый шкаф, каждый комод, каждый ящик, каждую комнату, на первом этаже и на втором этаже, не оставляя в целости ни один предмет ни внутри, ни снаружи. Они ворвались в кукольный дом и принялись его ломать, ибо им хотелось причинить боль нашим восковым людям. Кое-кого из них выволокли из дома и поволокли по улицам, пустившись в пьяном угаре танцевать с восковыми партнерами, которых потом бросали, исковерканных, на тротуар. Они все перевернули вверх дном. Но залитая гипсом комната осталась нетронутой. Они же не знали о ее существовании. А что выше, на чердаке?

Внизу под лестницей я нашла куклу, которую Эдмон сделал по моему подобию: она валялась, беспомощная, с неестественно загнутыми назад ногами, с задранной юбкой, с трещиной сбоку на голове, заслонив одной ладонью лицо, точно защищалась от кого-то, точно не могла смотреть на учиненный бедлам.

И я пошла вверх по лестнице. Вот и чердак – вернее, то, что от него осталось. Крыша большей частью провалилась. Пока мародеры, пьяные и осатаневшие, рыскали по всем помещениям, жадно потроша все, что попадалось на их пути, на чердаке прятались многочисленные братья и сестры Пико. Бессловесный добрый народец. И вдруг к ним ворвались ослепленные ненавистью злобные люди и начали валить их с ног, таскать по полу, хохоча – какая забава! Их подвешивали к потолочным балкам. А потом стали вышвыривать холщовое семейство Пико из окон. Манекены падали один за другим на землю и рассыпались, а стены второго этажа стонали и деревянные перекрытия разламывались, не выдерживая натиска. И тут очередь дошла до теплого манекена.

– Шшш, – сказал он командиру отряда гражданской милиции. – Я витринный манекен.

Командир в изумлении вытаращился на заговорившую куклу.

– Шшш, – продолжал диковинный манекен. – Я стою тут тихо-тихо.