Эдвард Кэри - Кроха

Десятого августа в центре города собралась огромная толпа граждан, требовавших отречения короля. В Большом Обезьяннике слышались выстрелы пушек и ружей швейцарских гвардейцев, охранявших дворец Тюильри и его обитателей. Я подумала о Елизавете: сейчас она была там. Я зашла в свою рабочую комнату и достала сердце и селезенку. «Только бы с тобой ничего не случилось, только бы ничего не случилось!»

Обезьянник был заперт на все засовы, как и все прочие дома в городе. Мы не могли никуда выйти, многих из тех, кто выходил, подстреливали на улице. В нашем большом зале полые люди вздрагивали от ухающих вдалеке пушечных выстрелов, трясся Байи, и члены королевской семьи за трапезой тоже дрожали на своих стульях. Некоторых восковых людей мы уложили на пол, опасаясь, как бы они не повредились в случае падения. Все предметы в доме содрогались от грохота пушки.

«Прошу, только бы с тобой ничего не случилось, только бы ничего не случилось!»

Зазвякал старый колокольчик Анри Пико. Когда отодвинули дверные засовы и распахнули дверь, мы увидали за воротами Жака Бовизажа и Эмиля с ним. Эмиль обмяк, его лицо посерело, глаза закрыты. И он не держался на ногах. А потом Жак, наш хроникер самых живописных смертоубийств в городе, поднял светловолосого мальчишку над порогом – и сразу стало ясно, что Эмиль Мелен уже не живой. Наконец-то Жаку удалось стать первым очевидцем убийства.

– Жак, что стряслось? – крикнул мой хозяин.

– Убийство! Убийство, убийство, убийство! Убили моего парня. Моего мальца.

– О Жак! – вскричала я. – Бедняга Жак!

– МАЛЕ-ЕЦ! – ревел безутешный Жак.

К этому времени вся жизнь в городе замерла. Двери, окна, ставни – все было на запорах. По улицам ходили мужчины и объявляли, что смертная казнь ждет всякого, кто укрывает у себя швейцарских гвардейцев из дворца Тюильри. По ночам в домах производили обыски. В ходе этой охоты переворошили весь город. Но если швейцарские гвардейцы покинули свои позиции, значит, более не существовало преграды между королевскими особами и простолюдинами, и теперь все должны были слиться в общей пляске плоти. Я не знала, жива или мертва Елизавета.

– Помогите, – рыдал Жак. – О, помогите!

Чуть позже знойным утром, когда я сидела у себя в мастерской, воздух вдруг потемнел. Я подошла к окну, распахнула его, и тотчас комната наполнилась жутким жужжанием. Оказалось, на оконном стекле сидели тучи мух и застили дневной свет. Вдоль бульвара двигалась гигантская плотная масса мух. В те дни все парижские улицы были завалены трупами.

Ополченцы с трехцветными ленточками на груди встали у нашей двери и принялись дубасить в нее кулаками, требуя назвать подданство моего хозяина.

– Он Куртиус, – закричала вдова. – Тот самый Куртиус!

Но ополченцы, похоже, пропустили ее слова мимо ушей и задали тот же вопрос моему хозяину, а он ответил, что родом из Швейцарии. Тогда они спросили, есть ли еще в доме швейцарцы, и мой хозяин ответил, что да, его давняя ассистентка, женщина, тоже родом из Швейцарии.

– Два швейцарца, – рявкнул один из них. – Так и запишем.

– Они благонадежные граждане Франции, – заявила вдова. – Оба!

– Но они же из Швейцарии.

– Их дом здесь.

– Они швейцарцы. Их дом в Швейцарии.

– Они не сделали ничего плохого.

– Поглядим. Два швейцарца. Так и запишем.

Когда они ушли, вдову всю трясло.

– Клянусь, вам ничего не угрожает, – заявила она Куртиусу. – Даже ей.

– Благодарю! – Такого великодушия я от вдовы не ожидала.

– Довольно! Не хочу этого слышать!

– Но я вам благодарна. Это первые добрые слова, которые вы мне сказали.

– Первые? Хватит об этом. Ты была полезна.

Я ушам поверить не могла.

– Я? Полезна?

– И вот что, Крошка, – добавила вдова. – Еще одно. Полагаю, ты захочешь это узнать. Твоя принцесса жива-здорова. Они все живы, их держат в крепости Тампль. Они сидят под замком, но все живы. Это известие пришло несколько часов назад. Я знаю, тебе это будет интересно.

– О, благодарю вас!

– А теперь прочь с моих глаз!

– Да, я уйду.

– Так уходи.

А моему хозяину она сказала:

– Я уж и не знаю, какие теперь законы. Они так быстро меняются. Я ничего не понимаю. Она вот понимает. Она понимает больше моего. Только она может разобраться, что сегодня происходит. Только такая проныра, как она!

И что на нее тогда нашло, отчего она разоткровенничалась? Неужели мы в опасности, коль скоро она так пала духом? Наверное, она боится, что нас выселят, подумала я. Она этого очень сильно боялась.