– Мари, ты что, опять совала свой нос куда не следует?
– Речь о тебе!
– Обо мне?
– Ты же человек!
– Ну да, а кто же еще?
– А я не знаю, как ты выглядишь! Под одеждой. Этот ящик я еще не выдвигала. Сними-ка рубашку. Я хочу тебя нарисовать.
– Тебе нельзя!
– О, прекрати! Не бойся! Я видела так много человеческих тел. В Берне. Я заглядывала внутрь тел. Давай, Эдмон, разреши мне на тебя поглядеть.
– Что ты делаешь?
– Хочу тебя раздеть.
– О нет!
– Собираюсь снять с тебя сорочку.
– Прошу, нет!
– Я все знаю про человеческие тела. Доктор Куртиус меня обучил.
– О Боже!
– Смотри, я расстегиваю пуговицы.
– Я ничего не вижу. Но чувствую.
– Я хочу изучить тебя, Эдмон Пико. Каждый участок твоего тела.
– Маман! Маман может войти!
– Ее нет дома.
– Она может вернуться.
– У нас есть время. Ты же сам знаешь.
– Мне холодно.
– Тогда подойди поближе к огню.
– Зачем ты смотришь на меня?
– Я хочу на тебя смотреть.
– Ты смотришь во все глаза.
– Можно потрогать?
– Я лучше пойду.
– Вижу твою небольшую фигуру, ребра, и жизнь под кожей бьется, пульсирует! Эдмон с настоящей человеческой кожей. Ты такой милый!
– Мари! Мари! Остановись!
– Я хочу посмотреть! Убери руки, Эдмон, я хочу на тебя посмотреть!
– Не могу! Я не могу! Это уж слишком, не гляди так на меня!
Звякнул колокольчик. Вдова и Куртиус вернулись домой. Эдмон в совершеннейшей панике торопливо натянул через голову сорочку.
– Эдмон! – позвала вдова. – Эдмон, ты где?
С трясущимися руками он помчался на ее зов.
И потом несколько дней он не появлялся на кухне. А когда все же появился под каким-то предлогом, было видно, что он ужасно смущен.
– О, ты тут! Я и не знал, что ты тут…
– А где ж мне еще быть. Обычно я нахожусь на кухне.
– Ну да, пока ты тут. И возможно, тебе лучше оставаться тут, до конца месяца. Возможно.
– Почему до конца месяца?
– Я не думаю, что ты у нас пробудешь дольше месяца. Ты не нравишься маман, а она привыкла все делать по-своему.
– О, Эдмон! Прошу тебя, Эдмон, помоги мне поладить с твоей маман. Я не хочу от вас уходить. Мне же некуда идти.
– Ты должна делать все, что она просит.
– Я буду! Я буду стараться изо всех сил!
– Тебе нельзя разбивать посуду и перекладывать вещи на другие места.
– Я буду стараться!
– И еще она говорит, что ты вечно прячешься и шпионишь!
– Я не хотела. Они должны мне заплатить, Эдмон. Мне еще ни разу не заплатили.
– И не проси об этом, Мари. Не серди их.
– Постараюсь. Это не всегда легко.
– И ты не должна снимать с меня сорочку.
– Не буду, Эдмон, больше не буду.
– Ты прислуга!
Тут я промолчала.
– Ты прислуга, а я твой самый младший хозяин в доме.
Я молчу.
– Однажды я стану портным!
Молчу.
– Однажды я буду великим портным. А ты – прислуга!
– Ты поможешь мне? – спрашиваю.
– Да, я постараюсь.
– Я хочу остаться.
– Тогда ты должна хорошо себя вести.
Я работала. Я была прислугой. Лучшей, насколько могла. Я испарилась. Я изобрела гениальную систему исчезновения, с помощью которой могла так спрятаться, что внешне меня можно было принять за прежнюю девочку, а на самом деле я стала другой. Я засунула все свои мысли и чувства глубоко в себя, и там, внутри, они пребывали в полной безопасности, но внешне я вела себя как заводной механизм. Мою пружину заводили их указания и задания, которые я выполняла механически, но безупречно. Я притихла и безропотно играла роль служанки, чтобы иметь шанс жить в этом доме. Но оставаясь одна, когда все они были далеко, я вспоминала о себе настоящей и вновь превращалась в Мари. Которая никуда не делась.
Гражданин 2440 года
А сейчас я немного расскажу о больших событиях, имевших важное значение для Франции.
Потому что вдруг выяснилось, что я знакома с весьма знаменитыми людьми. Пока у нас в доме изготавливались и одевались восковые бюсты, в совершенно ином, как мне казалось, мире французский дофин женился на Марии-Антуанетте Австрийской. В Париже во время всенародных гуляний по случаю этой свадьбы не вовремя зажженный кем-то фейерверк вызвал панику, и в толпе были затоптаны насмерть сто тридцать три жителя Парижа, среди которых было немало женщин и детей. После фатальной давки Луи-Себастьян Мерсье был так взволнован и возмущен, что долго не мог успокоиться. Заполняя заметками свои записные книжки, он заметил, что через них красной нитью проходит одна тема – людских страданий. И в течение нескольких дней он никак не мог собраться с духом и пойти прогуляться по любимым улицам.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу