Гордон Корман - Рестарт

– Я обмажусь липким сиропом и на роликах скачусь с горки прямо вон в ту кучу. И вылезу из нее Лиственным человеком.

– Каким еще Лиственным человеком? – не понимает Кимберли.

– А вот таким! Листья налипнут на сироп и, значит… Это самое… Видео будет называться «Лиственный человек», потому что…

Чейз жалеет меня и приходит на выручку:

– Это будет что-то!

Потом он одну за одной открывает бутылочки и выливает сироп мне на голову. Сквозь обтягивающую ткань чувствуется, какой он липкий и противный на ощупь. Но я терплю – ради искусства. И, разумеется, ради Кимберли. Но и там и там проку от моего терпения не много.

И вот все одиннадцать бутылочек вылиты и я с ног до головы вымазан сиропом. Мухи это уже почуяли.

– Отлично, – говорю я. – Пора за дело.

Вынужден признаться: я не лучший в мире мастер катания на роликовых коньках, и забраться на горку у меня не получается. Поэтому приходится прибегнуть к помощи ассистентов – Кимберли тащит меня за руку, а Чейз подталкивает сзади. На нас с любопытством поглядывают прохожие. То ли еще будет, когда мы приступим к съемке.

Ее начало задерживается на несколько минут, в течение которых операторы отмывают липкие руки и занимают позицию возле кучи листьев. Наконец Чейз дает отмашку, и я медленно качусь вниз.

Это медленно длится не долго – я неожиданно быстро ускоряюсь. Проходит всего несколько секунд, и я уже с умопомрачительной скоростью лечу вниз. По всем правилам мне для лучшей устойчивости следовало бы слегка присесть, но от страха у меня не гнутся коленки. Набегающие воздушные потоки струйками уносят с моего лица сироп. Сквозь страх пробивается мысль о том, что видео запросто может разлететься по Сети даже быстрее, чем я рассчитывал, но уже под другим названием – не «Лиственный человек», а «Обсиропленный школьник, навернувшись с роликов, ломает себе все кости».

Сквозь коричневатую пленку сиропа мне видно Кимберли и Чейза. Они стоят по сторонам от кучи листьев, направив на меня видеокамеры. Ну, то есть, Чейз-то точно держит меня в прицеле, а Кимберли снимает скорее воздух у меня над головой. Через мгновение оба исчезают у меня из вида и перед глазами остается только несущаяся в лицо гора листвы.

Вжжжух! – я влетаю в листья и останавливаюсь, похороненный под ними.

Несколько мгновений я лежу неподвижно, прислуживаясь к приглушенному листвой звуку Чейзова смеха. Вылезти из-под завалившей меня груды не так-то просто, потому что довольно большую, налипшую на сироп часть этой груды приходится тащить с собой. Счистив листья с лица, я вижу, что куча уменьшилась раза в три.

Едва переведя дыхание, я ставлю победную точку в сюжете – кричу, потрясая в воздухе кулаком: «Лиственный человек!»

Выговорить до конца слово «человек» мне не дает золотистый ретривер – он напрыгивает на меня, валит на землю и принимается слизывать сироп. Одновременно со всех сторон приближается лай, и я понимаю, что ко мне несутся все собаки, сколько их есть в парке.

И все-таки собаки лучше, чем мухи.

Я кое-как встаю на ноги. Коньки не едут – в колесики забились липкие от сиропа листья. Я делаю три неуклюжих шага, падаю ничком, и через секунду на мне уже топчется целая свора собак. К счастью, Чейз – хотя и сгибается пополам от смеха – твердо держит камеру и продолжает снимать.

– Я что-то не поняла, – сквозь собачье чавканье доносится до меня голос Кимберли. – Это что, должно быть смешно?

Удивительным образом после этого Кимберли мне нравится не меньше, чем раньше. А возможно, даже больше.

Любовь – она не только слепа. А еще и глупа.

Джоэл совсем истосковался в своем Мелтоне. Раньше я надеялась, что он там понемногу обживется, но теперь вижу, что этого не происходит.

Он каждый вечер звонит домой и часами напролет разговаривает с мамой, с папой и со мной. Обычно он даже ни на что не жалуется, просто выпытывает у нас малейшие подробности всего, что без него творится в Хайавасси, – из этого сразу понятно, как сильно он тоскует по дому.

Позавчера вечером он позвонил мне по скайпу только для того, чтобы посмотреть, как я купаю нашу спаниелиху Митци. Она в тот день сбежала от нас, а когда наконец вернулась, была перемазана какой-то липкой гадостью вроде сиропа или меда, к которой приклеились желтые листья. Понадобилось три раза ее намыливать, а потом еще полчаса расчесывать щеткой. Все время, пока я возилась с Митци, Джоэл оставался на связи, помогал мне ее успокаивать и даже не пошел на ужин в столовую. А ведь совсем недавно он отказывался находиться с ней в одной комнате, потому что, видите ли, от собачьей шерсти у него начинался насморк.