Нед Виззини - Это очень забавная история

– Беспокойство о непроверенной почте и разговоры о провале… Ты говорил об этом и раньше. Это то, что тебя очень беспокоит.

– Знаю. И я потею, прямо сейчас.

– Потеешь?

– Ага. А ведь этого давно уже не бывало.

– Ты был далеко от Щупалец.

– Верно. Но теперь все. Я вернусь, и они тут же обовьются вокруг меня.

– Помнишь, я спрашивала, нашел ли ты тут Якорь?

– Да.

Она умолкает. У нее всегда так: она не задает вопрос напрямую, а как бы намекает на то, что могла бы спросить.

– Мне кажется, что да, – говорю я со вздохом.

– И что это?

– Можно я схожу и принесу кое-что?

– Конечно.

Я выхожу из кабинета и иду по коридору, где Бобби показывает отделение новенькому – чернокожему парню с неровными зубами, одетому в запачканный синий спортивный костюм.

– Это Крэйг, – говорит Бобби. – Он еще молод, но чувак что надо. Он хорошо рисует.

Я пожимаю руку новому знакомому, как бы подтверждая, что да, рисую.

– Человек, – говорит он.

– Это его так зовут, – поясняет Бобби, закатывая глаза.

– Твое имя тоже Человек, а не Крэйг, – на полном серьезе говорит новый чувак.

Я киваю, прерываю рукопожатие и иду дальше, в свою комнату. Я буквально ощущаю, что вырвался из лап монстра: чем меньше я думаю о докторе Минерве, непроверенной электронке и о том, что скоро я отсюда выйду и придется идти в Подготовительную академию, тем мне спокойнее. А еще мне спокойнее оттого, что я приближаюсь к своим дурацким рисункам с мозгокартами – тому единственному, в чем я силен.

Я прохожу мимо пытающегося уснуть Муктады, который таращится в пустоту, забираю с перегородки радиатора свои рисунки и несу их, нежно прижав к груди, обратно в кабинет, мимо Бобби и Человека, объясняющего, что его настоящее имя – Зеленый и что как раз зелени ему и не хватает.

– А мне тут даже нравится, – говорю я доктору Минерве.

– В этой комнате?

– Нет, тут, в больнице.

– Ну, когда поправишься, сможешь приходить сюда как волонтер.

– Я уже говорил об этом с Нилом. Думаю попробовать. Получу лишние баллы для школы!

– Ты только из-за этого хочешь быть волонтером, Крэйг?

– Нет, что вы… – мотаю я головой. – Я просто пошутил.

– Ах вот как, – говорит она, и ее лицо рассекает щедрая улыбка. – Ну, что ты там принес?

Я плюхаю кипу рисунков на стол. Их там штук двадцать. Ничего выдающегося, так, вариации на тему: поросенок с картой Сент-Луиса внутри, парочка, соединенная мостом, которую я нарисовал для Ноэль, несколько больших городов с пригородами.

– А, это твои работы, – говорит она, листая рисунки. Особенно удачные она отмечает одобрительным «ух ты!».

Вчера вечером я сложил их в стопку в особом порядке – не только для доктора Минервы, для кого угодно. Еще когда я их рисовал, было ясно, что мозгокарты должны быть показаны в определенной последовательности.

– Они восхитительны, Крэйг!

– Спасибо, – говорю я и сажусь. Я и не заметил, что мы оба еще на ногах.

– И ты начал их рисовать потому, что занимался этим в детстве, когда тебе было четыре года?

– Ну да. Я делал что-то подобное.

– И какие у тебя от этого занятия ощущения?

Я смотрю на стопку:

– Мне классно.

– Почему? – спрашивает она, наклонившись.

Тут мне надо подумать. Доктор Минерва дает мне время, и я без всякого стеснения сижу и раздумываю. Потом поворачиваю голову влево и, поглаживая рукой подбородок, говорю:

– Потому что я их рисую. Я их рисую, и они доделаны. Это почти как с мочеиспусканием, понимаете?

– Да… – кивает доктор Минерва, – это что-то, что тебе доставляет удовольствие.

– Верно. Я их рисую, они получаются удачными, мне от этого приятно, и я знаю, что это хорошо. Когда я дорисовываю один из рисунков, у меня такое чувство, что я сделал что-то стоящее и могу оставшееся время делать что угодно: пинать балду, звонить по телефону, писать письма и все остальное.

– Крэйг, а ты не думал, что можешь стать художником?

– У меня есть и другие идеи, – продолжаю я. В голове мелькнуло: «Что она там сказала?»

– Первым делом я придумал вечную свечу. Это такая свеча, которая стоит на земле, а над ней подвешена еще одна, вверх тормашками, воск от первой свечи плавится специальной горячей штукой и перекачивается насосом во вторую свечу – что-то вроде соединенных сталактита и сталагмита. А еще я подумал, что можно наполнить мужской ботинок взбитыми сливками. Просто берем ботинок и набрызгиваем в него сливки – проще некуда. И потом можно продолжать в том же духе: наполнить футболку желе, в шляпу положить яблочное пюре… Ведь подобные штуки считаются искусством, да? А что вы там сказали про художников?