Джейн Джонсон - Преданное прошлое

— Что тебе нужно?

— Я зашел за тобой, чтоб отвезти в город. Мэгги сказала, вы собираетесь в церковь в Пензансе послушать нового проповедника, вот я и решил, что, может, мне отправиться вместе с вами. Кроме того, на море неспокойно, над заливом висит туман и изморось… я подумал, тебе не захочется промокнуть…

Кэтрин резко дернула подбородком.

— Спасибо, мы и сами можем туда добраться. Всего-то две мили. — Девушка с сожалением посмотрела на свои лучшие чулки со стрелками на щиколотках. Она сама их вышивала, и они смотрелись просто отлично; мысль о том, что чулки намокнут или, того хуже, испачкаются, привела ее в ярость. Но она ни за что не поедет с Робертом, если этого можно избежать.

Тут появилась и Мэтти. Когда она увидела Роберта Болито, личико расплылось в широкой счастливой улыбке.

— Я видела у дверей твою двуколку. Ты отвезешь нас в город, да? Нынче очень сыро и дождик моросит. Даже Маунт не видать сквозь пелену, так что совсем неохота тащиться пешком, хотя Нелл и Уильям уже отправились, я сама видела.

Кэт вздохнула. Отступать было некуда.

— Нелл Шигуайн пошла в церковь Богородицы? А почему бы ей не отправиться в Галвал, как обычно, со всей остальной прислугой? Это ж была единственная причина, по которой я решила сходить в Пензанс и побыть с матерью и дядей Недом, чего обычно терпеть не могу, — то, что мне по крайней мере не придется терпеть шпионского подглядывания Нелл во время проповеди. Она ж всегда дожидается, когда проповедник упомянет про грех Евы, чтоб сразу начать глупо мне ухмыляться.

Мэтти снова улыбнулась:

— Нынче все будет по-другому, Кэт! Это ж совсем другой проповедник! Вот если б это была очередная длинная- предлинная проповедь нашего преподобного Вила, я б, наверное, померла со скуки.

Я ж нынче всю ночь глаз не сомкнула из-за этих чаек, они все время орали на крыше прямо надо мной. Преподобный говорит, Господь создал всех тварей земных с определенной целью и по своему плану, только я вот не могу понять, зачем вообще они нужны, эти чайки. Я себе вчера все руки до дыр стерла, отчищая двор от их дерьма. Проклятые твари!

Кэт наклонилась к ней и тихо сказала:

— Говорят, что они кричат голосами мертвых, которые еще не попали в рай.

Мэтти отшатнулась.

— Но ведь орут прямо у меня над головой! — жалобно простонала она. — Я ж слышу, как они там ходят. — Глаза ее наполнились слезами.

Роб метнул на Кэт яростный взгляд, потом обнял расстроенную служанку.

— Пошли, я посажу тебя в двуколку, Мэтти. А когда вернемся, я погляжу, что там можно сделать, чтоб убрать с крыши над твоей комнатой их гнезда. Хорошо?

Мэтти уставилась на него с полным обожанием:

— Ты добрый человек, Роб. Кэт просто не понимает, как ей повезло.

Когда они выехали с подъездной дорожки на главную дорогу, туман еще не рассеялся. Дорога круто спускалась к морю. Все вокруг окутывала непроницаемая пелена, удерживая тепло над землей, так что воздух был полон влаги, трудно было дышать. Наползающие с моря туманы не были редкостью в здешних местах, особенно в летнюю пору, и эта пелена скоро рассеется, когда солнце поднимется повыше. Вот только Кэтрин в этом ограниченном туманом пространстве чувствовала себя отвратительно, страдая от клаустрофобии.

У нее было ощущение, что тянущиеся вдоль дороги живые изгороди давят на нее, метелки щавеля угрожают ей своим ржаво-красным цветом, похожим на запекшуюся кровь, торчащие высоко вверх стебли наперстянки, сейчас лишенные цветов, вызывают подозрение, что их обезглавила чья-то безжалостная и злобная рука. Она украдкой глянула на Роберта, на его мощный, грубый профиль и непослушные пряди соломенно-желтых волос, выбивающиеся из-под шляпы. Способна ли она видеть это лицо на соседней подушке, просыпаясь каждое утро, день за днем, год за годом, а рядом, в соседнем сарае, будут мычать коровы, а на крыше над головой — орать чайки, и ее мир будет по-прежнему ограничен узкими рамками и близкими горизонтами? Все ее существо восставало против такой перспективы. Пока хозяин не объявил о том, что они с Робом помолвлены, она неплохо относилась к своему кузену; теперь же едва выносила его присутствие и с трудом могла представить себе, как поедет с ним в карете в церковь, а люди будут смотреть на них, уже как на супружескую пару. Пророчество цыганки, сперва давшее ей надежду, обернулось ложью: через месяц они с Робом станут мужем и женой, потому что извещения об их предстоящей свадьбе уже разосланы и развешаны, а леди Харрис купила у лучшего в городе торговца тканями несколько ярдов испанской парчи, ярко-синей, как море, когда его не застилает, как сегодня, туман. Торговец, кстати, оказался дядюшкой Кэт, Эдуардом Кудом, так что, надо полагать, это была весьма выгодная сделка. Шить себе подвенечный наряд в таком состоянии, когда при каждом взгляде на ткань желаешь, чтоб это был твой саван, вряд ли сделает платье символом удачи и счастья, которые так нужны, чтобы провести тебя через всю замужнюю жизнь. И что хуже всего, единственный возможный путь к спасению — в виде графини Солсбери, собиравшейся с визитом к ее хозяйке, — был перекрыт. Кэт уже две недели трудилась, вышивая напрестольную пелену; и вот в прошлый четверг курьер привез письмо от Кэтрин Хауард, в котором графиня сообщала, что лето хочет провести в своих семейных поместьях в Марлборо и надеется теперь приехать к ним вместе с мужем, который намерен осенью проинспектировать Маунт и оценить необходимость его укрепления и перевооружения.