Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Сейчас девушка ждала, когда он появится, под предлогом того, что нужно развесить на террасе крыши выстиранное полотно. Долго ей ждать не пришлось.

Через несколько минут у подножия холма ниже дома появилась группа людей, тепло одетых и закутанных в плащи и тюрбаны от холодного ветра. Ее глаза безошибочно выделили самого высокого, даже несмотря на расстояние и на то, что все они шли медленно, почти брели. Когда они приблизились, аль-Андалуси поднял голову и встретил ее взгляд — он притянул его как железо к магниту, — и девушка пригнула голову, испугавшись того, как забилось у нее сердце, колотясь о ребра.

Позднее она сама принесла в гостиную, где собрались все эти мужчины, огромный серебряный чайник, чайные стаканы и миндальные пирожные, испеченные нынче утром. Гости курили и громко что-то обсуждали. Его взгляд скользнул по ней, она заметила, как расширились его глаза, и поняла, что произвела должное впечатление. Поклонилась и вышла со всей необходимой скромностью, не глядя ни вправо, ни влево, но вечером она ждала у себя в комнате, когда он постучится к ней в дверь, и не осталась разочарованной.

— Кажется, ты принесешь мне много деньги, — сообщил раис, встав в дверном проеме и опершись о косяк.

Кэт отложила книгу и подняла глаза. У него были расширены зрачки — чего-то накурился вместе с гостями. Он подбрасывал на ладони свои четки, подергивая за нитку, и маленькие полированные камешки постукивали, падая ему в руку.

— За накидку на седло? — спросила она, очень довольная. — Или за свадебные наряды?

Аль-Андалуси улыбнулся:

— Хусейн Малуда предложил мне целый состояние. За тебя.

Она побледнела.

— За меня?

— Он говорит, что образцы вышивка замечательны, но та, которая их сделал, еще сильнее замечательна. Несомненно, ты произвела на них впечатлений больше, чем твой работа.

У Кэт застучало в висках. Она совершила роковую ошибку, рассчитывая получить только его одобрение. За всеми этими делами и заботами она как-то подзабыла, что сама по-прежнему остается товаром, вещью, которую можно продать и купить.

— И что вы ему ответили?

Он снова подбросил свои четки, потом собрал их в ладонь и сунул под рубаху.

— Еще ничего.

— Почему? — Вопрос вырвался у нее слишком быстро и прозвучал слишком отчаянно. Кэт чувствовала, как горит у нее все лицо и даже шея.

— Потому что я еще не решил, что с тобой делать. Он не один, кто предлагать за тебя хороший цена.

— Значит, кто-то еще пытался меня у вас купить?

— Да, один пытался, это был несколько месяц назад, только, к сожалению, он не пришел прямо ко мне, но пошел вместо это к Сиди аль-Айячи.

— К сожалению?…

— Сиди решил заключить с ним другой сделка.

— Вы все, кажется, считаете, что меня можно продавать и покупать, как… прямо как верблюда!

Он снова засмеялся.

— Ах, Кет-рин, когда ты в такой алый одежда и весь в серебре… Никогда не видел такой прекрасный верблюда! Однако… — аль-Андалуси потер себе щеку, — один такой я помню, с огромный черный глаза и такой норов, что она пугал любой всадник, она кусался и плевался от самый малый причина. Ты мне этот верблюд напоминаешь. Но и ее в конце укротили.

Кэт упрямо нагнула голову:

— Меня вам никогда не укротить. Я не животное, чтоб подчиняться вашей воле, да и чьей угодно другой!

Красный луч заходящего солнца попал ему прямо в глаза, и они сверкнули алым пламенем, так что на секунду он принял совершенно демонический вид, словно джинн, о котором так часто говорили ее ученицы. Но тут он отступил на шаг назад, в коридор, и красный отсвет пропал. Потом мужчина быстро прошел на балкон, тихо сказав на ходу:

— Именно поэтому я тебя и люблю, Кет-рин-Энн Триджинна.

Ветер подхватил его слова и унес их в темнеющее небо.

На следующее утро Кэт вместе с Лейлой пошла на сук в надежде разыскать некую женщину, умевшую делать очень красивые плетеные галуны. Они понадобились им для отделки конской головной упряжи. Кэт такие походы очень нравились. Они давали ей возможность получше узнать мир, в котором она теперь жила, впитать в себя его виды и ароматы и притвориться, что она — свободная женщина с деньгами в кошельке, которые может тратить по собственному усмотрению. В своей джеллабе и под прикрытием хиджаба она не обращала на себя особого внимания, во всяком случае, не больше, чем любая другая в подобной же одежде, исключая те случаи, когда кто-то замечал ее белые руки или синие глаза. Тогда марокканцы быстро склоняли головы, улыбаясь при этом, хотя у многих взгляд сразу становился каменным, а некоторые шарахались в сторону, не желая их касаться.