Когда перевозчик с ходу загнал лодку на прибрежный песок, конь переступил копытами и мотнул головой, но мужчина в тюрбане положил ладонь ему на морду, и тот сразу успокоился. Мужчина сделал шаг вперед и положил монету в протянутую ладонь лодочника.
Ага, с мрачным юмором подумала Кэт, вот и плата за мою душу.
Потом мужчина повернулся к ней, взял на руки, словно девушка была не тяжелее ребенка, и посадил на спину коня.
Такой же безмолвный, как и человек на той стороне реки, он повел коня по улицам Нового Сале, миновал огромные арочные ворота, и они оказались в Касба Андалус.
Потом продолжили путь через путаницу узких улочек, что взбирались на высокий холм. Стук подков жеребца звонко отлетал от камней мостовой и эхом отражался от стен, возвышавшихся по обе стороны от них, пока Кэт не стало казаться, что марширует целая конная армия. Наконец они добрались до длинной глухой стены, в которой была всего одна высокая деревянная дверь. Здесь мужчина остановился и, не стучась и никаким другим образом не объявляя о своем приходе, толкнул дверь и ввел коня внутрь. И разом все сухое, пыльное и мертвое, что встречалось им снаружи, сменилось буйным цветением жизни: пальмы, фруктовые деревья, глиняные горшки, полные роскошных ярких цветов… К ним выбежал мальчик, черный как чернила; он поклонился человеку в красном и взял у него поводья, пока тот снимал Кэт с седла. Из боковой двери высокого дома показались две женщины, и они тоже поклонились мужчине. Потом эти трое обменялись несколькими словами, звучавшими грубо и гортанно для слуха Кэт, затем женщины забрали ее и повели — но не силком — в прохладную тень.
Следующие несколько часов прошли как во сне. Ее вымыли в комнате, наполненной паром, ополоснули в другом помещении, отделанном холодной белой плиткой, и натерли душистыми маслами. Волосы сбрызнули ароматным маслом и аккуратно помассировали ей голову опытными руками. Кто-то принес шелковую нижнюю рубашку, прикосновение которой к коже оказалось столь нежным и прохладным, что Кэт едва не заплакала. Поверх нее надели вышитую рубаху и шарф на голову, чтобы завернуть еще влажные волосы, и дали пару мягких бабу шей, туфель без задника из красной кожи. После чего отвели в комнату с высоким потолком и кроватью с балдахином и наконец, разведя руками и словно говоря «Это все в твоем распоряжении», оставили ее одну, тихонько затворив за собой дверь.
«Ну и что теперь?» — подумала Кэт. Ее так чисто вымыли и умастили благовониями, что она ощущала себя отлично приготовленным куском мяса, который вот-вот подадут на стол какого-нибудь богатея. Неужели именно это ее судьба — стать игрушкой богатого человека, созданной и пригодной лишь для спальни? Она содрогнулась.
Шло время, никто не приходил. Через некоторое время девушка подошла к высокому резному платяному шкафу, стоявшему у стены слева, и распахнула дверцы. Внутри лежали аккуратно сложенные хлопчатобумажные рубашки и белье, тюрбаны, еще три верхние рубахи из дорогих тканей и еще одна пара кожаных туфель. Кэт нахмурилась и закрыла шкаф. Разве это комната другой женщины? Потом подошла к окну. Сквозь изящную кованую решетку можно было видеть двор внизу, сверкающий мрамором и обсаженный деревьями. Геометрический узор украшений успокаивал. В центре двора фонтан пускал струи в восьмиугольный бассейн, из которого вода по четырем каналам стекала в углы двора и в канаву по его периметру. Как контрапункт фонтану повсюду стояли горшки и вазы, из которых белой и синей пеной выбивались распустившиеся цветы, а в углах, в поднятых над землей каменных кадках, росли апельсиновые деревца, плоды яркими пятнами выделялись на фоне темно-зеленой блестящей листвы. Этот сад напомнил ей двор дома на той стороне реки, куда Кэт привели, чтобы она написала письмо с требованием выкупа. Но этот дом был больше и гораздо роскошнее.
Что же за человек ее купил? То, что он богат, было ясно с первого взгляда, но ей было понятно, чем именно они тут занимаются и откуда такое богатство; да так, наверное, обстоит и во всем мире; богатство никак не сочетается ни с добротой, ни с порядочностью. Однако вид дома свидетельствовал о хорошем вкусе и умеренности, все было образцом стиля и элегантности.
Куда бы она ни бросила взгляд, везде ей являлись образцы высокого искусства и тонкой работы. Все возможные поверхности, все предметы были тем или иным образом украшены — например, резные панели, отмечавшие переход от сияющих белизной стен к высокому кессонному потолку из кедрового дерева. Стены были до половины высоты выложены плиткой с изображением стилизованных звезд; этот мотив повторялся и в резьбе на двери, и на плитках пола, и на бронзовой столешнице стола, и в росписи стоящих на нем стаканов. Она оказалась, конечно, в тюрьме, но тюрьме очень красивой, это Кэт должна была признать. И все-таки это была тюрьма.
Читать дальше