Джейн Джонсон - Преданное прошлое

Мы замолчали и уставились друг на друга, оба в состоянии полного смятения и словно заново вглядываясь друг в друга. Потом Идрис сказал:

— Идите-ка сюда. Садитесь и послушайте.

— «… Ани паставили миня на намоет и сняли с меня адежду, чтоб наказать всем маи рыжие воласы и белую кожу. Ани все время кричали и расхваливали маи синие глаза и гаварили, что я нивинная и чистая, и многие мущаны таргавались за миня, как будто я призавая карова, а патом миня продали и увили. Эта был последний раз, кагда я видила маму и тетку, эта была очинь жистоко, так расставаться, но хужи всиго было пращаться с маей добрей Мэтти, и мы оби ужасна плакали, когда миня увазили …»

Кэтрин

Ее одели в темную хламиду, завернули всю, с головы до ног, посадили на мула и повезли с рынка по улицам Старого Сале. Никто на нее не смотрел, все равно наружу торчали одни только ее глаза; девушку везли сквозь толпу народа — никому не известную невольницу на шатающемся с голодухи муле, которого вел на поводу молчаливый мужчина. У этого молчуна было тяжелое, злобное выражение лица и лысая или бритая голова, которая блестела от пота в неярких лучах послеполуденного солнца. Руки у него были почти черные от загара, концы длинной и грязной белой рубахи были протянуты между ног и обмотаны вокруг пояса. Когда она спросила, кто ее купил и куда ее везут, он даже головы не повернул. Если бы ей не натирали ноги и зад торчащие кости мула, Кэт вполне могла бы подумать, что уже превратилась в нечто несуществующее, в призрак.

Она смотрела вправо и влево — но какой был в этом смысл, искать пути бегства? Некуда ей было бежать, никто не собирался ее спасать. Мысль о том, что ее продали в руки какого-то чужака, приводила в ужас, но что было делать? Бежать через незнакомый город, чтобы ее тут же поймала жаждущая мести толпа, языка которой она не понимала и не могла сказать на нем ни слова? Или броситься с городской стены головой вниз, в море? Но она вовсе не желала умирать.

Наконец выбрались из медины и вышли на берег широкой реки, где их ждала лодка. Гребец стоял, опершись на шест, его силуэт четко выделялся на фоне спокойных вод Отца Отражений. Когда Кэт вошла в лодку, то вспомнила истории, что ей рассказывала леди Харрис, — про перевозчика Харона, который в древности доставлял души умерших в царство теней Гадес, пересекая темные воды, и этот переезд знаменовал собой полное отрешение от всей предшествующей жизни и начало нового существования в мрачном и безнадежном окружении. Чего ей сейчас не хватало, так это монетки во рту, да еще и неспособности забыть все произошедшее. Перевозчик толкал лодку, опираясь на свой шест, все дальше от берега Сла эль-Бали, Кэт смотрела в воду, что оставалась за кормой, и думала о своей прежней жизни в Кенджи со всеми ее необременительными обязанностями, посреди людей, которые ей, конечно, не всегда нравились, но которых она хорошо понимала. Она вспоминала зеленые и золотистые пейзажи Корнуолла, траву и деревья, легкие дождики и туманные рассветы. Думала она и о своей теперь потерянной семье — об умершем отце, об умерших племянниках, о матери, седой и раздетой догола… Потом, отбросив болезненные воспоминания, девушка вспомнила о кузене, чье сердце разбила, и вдруг задала себе вопрос: а смогла бы она когда-нибудь смириться с той тихой и незаметной жизнью, которую Роб ей обещал?

Этот вопрос, горько решила Кэт, никогда уже не следует себе задавать, потому что это все — в прошлой жизни, а впереди лежит совсем иная, так уж сложились обстоятельства. Лучше уподобиться мертвым и окончательно принять этот переезд в иной мир и не травить себя мыслями о будущем, которого никогда не будет. Кэт закусила губу, повернулась в другую сторону и стала рассматривать стены Сла эль-Джадид, возвышающиеся впереди.

На берегу их ждал человек, державший за повод грациозное животное, и эти двое резко отличались от той парочки, что осталась на берегу Старого Сале. Встречавший ее мужчина был высок и одет в длинную красную рубаху, отделанную по подолу золотым шитьем; его голову и большую часть лица закрывал алый тюрбан. На позолоченной перевязи через плечо болтался украшенный драгоценными камнями кинжал, на запястьях, когда он поднял руку, приветствуя перевозчика, зазвенели серебряные браслеты. Рядом стоял высокий конь с небольшой головой и длинными, изящными ногами; явно чистокровный, этот жеребец наверняка оставил бы далеко позади себя всех охотничьих лошадей из конюшен Кенджи. Его алый чепрак был отделан золотым шитьем, равно как и яркие кисти, украшавшие сбрую. Если этот человек и этот конь принадлежат новому хозяину, подумала Кэт, тот, вероятно, человек очень богатый, причем желает, чтобы об этом знали все.