Джейн Джонсон - Преданное прошлое

— Погоди! Скажи-ка, а что ты готов сделать, чтобы ее спасти?

Роберт обернулся:

— Что угодно, сэр. Я сделаю все, чтобы вернуть Кэт домой.

— Ты на службе у сэра Артура Харриса?

— Да, сэр.

— Но можешь принимать и другие предложения?

— Это будет целиком и полностью зависеть от того, что это за предложения и какой они могут принести результат. Это дозволено законом?

Килигру помолчал, потом ответил вопросом на вопрос:

— А какая разница?

Роб сглотнул. Его воспитали в страхе Божьем, всегда учили любить свою страну и повиноваться ее законам, однако сейчас ни страна, ни ее законы как будто были не в состоянии предложить какие-либо способы или средства спасти Кэт.

Да и пути Господни неисповедимы, они отнюдь не всегда короткие и прямые, особенно во мраке.

— Никакой, сэр.

— Тогда, Роберт Болито, как мне представляется, ты мог бы мне помочь. И избавить меня от длительного, неудобного и, вероятно, опасного путешествия.

— Путешествия?

— В Берберии можно сделать себе состояние. У нас имеется кое-что такое, что маврам совершенно необходимо. А у них имеется много того, что мы хотели бы получить взамен. В Марокко много всяческих богатств. Мне кажется, это большая глупость, что мы не можем в открытую торговать с их… купцами. А теперь мы вроде бы имеем возможность добавить к нашему списку предлагаемых товаров еще один небольшой пункт — но я предупреждаю тебя, это торговое предприятие, а вовсе не миссия благотворительности! Если ты согласишься на эту поездку, то только на моих условиях. Завтра отсюда отплывает в Северную Африку корабль; они спешат успеть до зимних штормов. И если ты убедишь меня в том, что тебе можно доверять, то сможешь занять мое место на этом корабле. Если сумеешь помочь моему агенту удачно завершить сделку, которую я запланировал, тогда можешь внести свою Кэтрин в условия этой сделки. Но никого больше, слышишь?

— Но там еще и ее мать, и ее подруга, Мэтти… — начал было Роб, уже ощущая чувство огромной вины. — И другие бедняги, которым мы могли бы помочь… К тому же я не могу просто так исчезнуть, не сообщив сэру Артуру, куда я пропал. Хозяева всегда были добры ко мне. Начнут беспокоиться, если я не вернусь…

— Прекрати! Мы сейчас отправимся к Хардвику и Баклу, это купцы, которые финансируют экспедицию, и я поподробнее объясню тебе твою роль в этом предприятии. Можешь потом прямо от них послать своему хозяину прошение об отставке, но никогда и никому не смей упоминать о моем участии в этом деле и о сути самого предприятия.

Договорились?

Килигру протянул руку, и Роб пожал ее. Сердце у него бешено колотилось. Скрепляя достигнутую договоренность рукопожатием, он почти не сомневался, что пожимает руку самому дьяволу и рискует теперь не только жизнью, но и самой своей душой.

Дом, в который меня привез Идрис, стоял на узкой улице в южном конце медины. Какие-то детишки с любопытством глазели на нас, когда мы проходили мимо. Идрис нес мой багаж. Одна малышка с черными глазами, в которых отражался оранжевый свет ламп, подергала меня за рукав:

— Бакшиш 69, мадам. Пожалуйста. Danke schön 70.

Идрис что-то бросил на ходу по-берберски, и дети убежали, крича и смеясь.

— Я, похоже, не первый турист, которого они тут видят, — сухо заметила я.

— Мартышки несчастные, знают ведь, что им запрещено попрошайничать! Столько раз им твердил!

— Вы их, стало быть, знаете?

— Это мои племянницы и племянник. Дети моего брата Рашида и его жены Айши. — Он остановился перед деревянной дверью, от синей окраски которой остались одни воспоминания, вставил ключ в замок, отпер дверь и ввел меня внутрь. Этот дом был совсем не такой, как роскошный Дар эль-Бельди. Голые лампочки бросали резкий свет на стены узкого коридора, отделанные до половины высоты яркими керамическими плитками с геометрическим узором — продукция массового производства.

Я слышала голоса на иностранных языках, доносившиеся из комнат по обе стороны коридора, да орущий телевизор. Идрис что-то крикнул, перекрывая весь этот шум и гам, и в дверном проеме внезапно появились две женщины, которые тут же принялись что-то громко ему рассказывать. Потом обе подлетели ко мне, обдав волной парфюма и специй. Меня множество раз поцеловали в обе щеки; обе без конца жали мне руки.

— Мархабан, мархабан, — повторяла старшая из них. — Добро пожаловать.

Наконец они отступили от меня.

— Моя мать, Малика, — сообщил Идрис, указывая на старшую, женщину неопределенного возраста с испещренным морщинами лицом, напоминающим контурную карту жизни, наполненной взрывами эмоций. — И моя belle-soeur 71, Айша, она замужем за Рашидом.