Тёкицу Куруматани - Неудавшееся двойное самоубийство у водопадов Акамэ

— Чего там у тебя?

— Чтоб не смотрел, понял? — накинулся он на меня с совершенно неожиданной яростью в голосе.

— Гляди, — сказал я и пустил бумажный самолётик, который был у меня в руке. «Ух ты!» — воскликнул Симпэй и пустился вдогонку. Я воспользовался этим и заглянул в дренажную трубу. На дне оказалась прижавшаяся к земле жаба. Подняв самолётик, Симпэй обернулся и крикнул:

— Дядька, подглядел небось?

— Чего подглядел?

— Жабу!

— У тебя там жаба что ли?

На лице мальчика показалась досада, словно он понял, что проболтался.

— Дай тогда дядьке тоже поглядеть.

Симпэй подбежал ко мне и поднял руку, словно пытаясь защитить трубу от меня. Жаба была размером с человеческую голову, не меньше.

— Дядь, помрёт она, если ты подсмотришь.

— А?

— Чтоб не глядел, понял? — выкрикнул Симпэй в исступлении и широко расставил руки. Сколько дней эта жаба провела в заключении в дренажной трубе — не знаю, но теперь, поскольку я увидел её, жить ей осталось недолго. Симпэй стоял, расставив руки, решительно сжав губы.

Я вернулся в комнату и снова приступил к разделке требухи. Вошёл Симпэй.

— Дядька, чтоб не говорил никому, понял? Чтоб Ая ничего не узнала.

— О чём это?

— Да о жабе!

— Не скажу. Я ж и не видел ничего.

На лице его, наконец, показалось облегчение.

— Это ты её в трубу, что ли, положил?

— Угу. Своими руками словил.

— Ого! И большая она у тебя?

— Громадная. Вот такая, — сказал Симпэй и расставил руки, показывая размер.

— Дай мне тоже разок взглянуть, а?

— Нельзя тебе смотреть, дядь. Помрёт.

— Чего помрёт-то?

— Чего-чего… Поглядишь на неё, вот и помрёт.

Удивительно, что у него хватило смелости схватить такую огромную жабу руками и забросить её в дренажную трубу. Интересно, чем он кормил её…

— Симпэй, видишь вон там набор пастели?

Мальчик обернулся.

— Это тебе.

Симпэй некоторое время разглядывал пастель и альбом для рисования, но даже не притронулся к ним.

— Чего молчишь?

— Не люблю я рисовать.

И тут меня осенило. Перед глазами возникла картина: его отец, Маю, с налитыми кровью белками, выкалывающий на коже татуировку. Как же я мог допустить такую оплошность? Симпэй, взглянув на пастели, наверняка тоже вспомнил те картины, которые его отец вырезал в человеческой плоти. Как же я не догадался подумать об этом в лавке, когда покупал пастель и альбом? Тогда я думал лишь о том, как обрадовался в детстве сам, неожиданно получив набор пастели в подарок от тётки…

Вечером того дня я решил было выпустить жабу из дренажной трубы. Но передумал, решив, что теперь, когда я уже увидел её, жить ей всё равно остались считанные дни. Я лёг в постель — лёг, но заснуть не смог. Я думал. Думал о том, отчего Симпэй сказал, что жаба умрёт, если я посмотрю на неё. И отчего мне нельзя рассказать о жабе девушке. Слова — эти непостижимые демоны — жгли моё сердце своим адским пламенем.

Я снова включил лампу. И пастельными мелками, от которых только что отказался Симпэй, нарисовал птицу. Втянувшую голову в плечи серую цаплю, каких я не раз видел на своей родине, на равнине Банею, в прудах, где выращивали лотосы.

На следующий день, пока Симпэй ещё не вернулся домой из школы, я отправился на пустырь за домом. Сердце билось как бешеное. Но я всё же дошёл до трубы и ещё раз взглянул на жабу. Прижавшись ко дну дренажной трубы, жаба тихо ждала смерти. В тот вечер я снова нарисовал серую цаплю. Задерживая дыхание, я наносил штрих за штрихом, как вдруг мне вспомнилась курица с выбитым глазом из храма Эбису, и я нарисовал цаплю слепой. Закончив, я взглянул на рисунок. И отчётливо увидел в нём своё тяжёлое, захлёбывающееся дыхание.

Скорее всего Сай допустил какую-то промашку, улаживать дело пришлось тётушке Сэйко, и, в конечном счёте, было решено послать к телефонной будке меня. Подробности меня, в общем, не интересовали. Мне хотелось другого: хотя бы раз выпить с ним. Но он приходил и уходил, как всегда, с таким видом, будто ровным счётом ничего не случилось. И я решил, что мне с ним не тягаться.

Татуировщика я не видел уже довольно давно, и вдруг встретил его в столовой по соседству. Я пошёл туда довольно поздно, когда обеденное время уже кончилось, и он сидел один за столиком, молча выпивая и закусывая чем-то похожим на цукудани с моллюсками. Увидев его, я немедленно вспомнил, как шёл тогда по пятам за его девушкой. Мы переглянулись, и я как бы мимоходом поприветствовал его одними глазами, но в его лице промелькнуло недовольство. На сердце стало тревожно. Что ждёт меня, если он узнает? Сама Ая вряд ли станет ему рассказывать, но что если меня действительно кто-то видел? Тогда рано или поздно всё дойдёт и до его ушей. К тому же, Ая наверняка привлекает к себе внимание в округе — да и вообще повсюду. Я доел обед, но вкуса не почувствовал.