Александр Покровский - В море, на суше и выше...

Это теперь у нас почти не осталось дизельных подводных лодок, а какие и есть — те только большие-пребольшие. И «малые», и «средние» лодки все давно «на иголки» порезаны, либо за кордон проданы, либо ржавеют бесхозно по всему побережью... А вот когда я только начинал еще службу свою в славном советском ВМФ — и тех, и других, и третьих навалом было. Довелось мне послужить и на средней дизелюхе, на «эске». На ней, если кто помнит, торпедные аппараты располагаются и в носу, и в корме. Обычно на стрельбах в дело всегда пускали носовые аппараты — так проще и удобнее, кормовые же по назначению использовались редко, оставались как бы в запасе. Сама лодка — прямая, как труба, кажется, открой все переборочные двери — и из первого отсека последний видать будет...

Зам на нашей «эске», не в пример прочим, был дошлый, резвый и прыткий — как и положено лодочному замполиту. Именно это его тогда и подвело.

Вахтенный торпедист матрос Аполлон Семенюк, которого зам подловил как раз за полминуты до полного погружения в глубоко не заслуженный сон, выражение лица имел уже вполне задумчивое. Первая беда нашего Аполлона состояла тогда в том, что ни спать, ни, тем более, задумываться вахтенному никак не положено, а положено ему только одно — бдить. Вторая же, и главная беда матроса Семенюка была в том, что засек его именно зам... И один из них стремительно понял, что другой только политбеседой не ограничится. Что, захлебываясь «искоренением», дойдет до крайности — до самого командира.

Посему на вполне закономерный замовский запрос о причине заторможенного состояния А.Семенюк, моментально выбрав меньшее зло из двух возможных, ответил по-военному коротко и незамысловато:

— Думаю, тэрщ ктан-тр-ранга!

— Интересно бы знать, о чем же?

Спать Аполлону больше не хотелось, требовалось выкручиваться и как можно скорей.

— Рацуху вот одну замыслил, — известил он (у нас тогда как раз очередной этап развития рационализаторства и изобретательства заканчивался).

За недолгое время совместной службы наш замполит успел заметить, что матрос А. Семенюк — моряк вполне грамотный, даже эрудированный, одним словом — соображающий.

— Рацпредложение — это хорошо, — живо одобрил зам инициативу снизу. — Бери в соавторы, быстренько протолкнем и оформим... А в чем суть?

— Да вот, думаю я: к примеру, во время боевых действий выстреливаем мы весь боезапас из носовых аппаратов, а в кормовых в этот момент — наружные крышки заклинило. Как быть? Очень, думаю, хорошо было бы на этот случай те торпеды, которые у нас в корме еще остались, перетащить по лодке в первый отсек, да и стрелять ими через носовые — по врагу! Боеготовность сразу резко повысилась бы. Да и экономия какая — сами, тэрщ, понимаете...

Воинское преступление вахтенного торпедиста Семенюка — сон на вахте — тут же отлетело куда-то в далекое прошлое, будто его и не было. Зам оживился, забурлил, зажегся светлой идеей:

— Ну, боец — молодец! Это ж надо же! Оч-чень полезное предложение, а главное — жутко своевременное, в связи с международной обстановкой. Обязательно оформляй, а я пока к командиру доложу-сбегаю.

И побежал. И, разумеется, доложил:

— Вот, товарищ командир, я тут лично с одним матросом рациональнейшее предложение придумал!!!

И поведал, естественно, командиру свежую «свою» военную мысль, чрезвычайно полезную на случай войны и аварии наружных крышек... Реакция нашего старого командира, дослуживавшего последний год до пенсии, оказалась неожиданно молодой и горячей. Но альтернативной замовским ожиданиям:

— Ну, перенесешь ты, допустим, с твоим энтузиазмом все торпеды из кормы в нос. А стрелять-то ими как будешь - задом наперед, что ли?! В лодке ведь их, дурья башка, не раз-вер-ну-уть! «Рацуху» он мне приволок, скотина.

... Дело, конечно, прошлое, однако кормовые торпедные аппараты на нашей «эске» по прямому своему назначению так никогда и не использовались - ни до, ни после этого случая.

Час назад старпом, заглянув в рубку, сказал ему: «Иди отдохни, штурманец. Но в шесть утра, чтоб как штык, на корабле: приготовление».

Такая щедрость была удивительной, отпускали не всех. Второй день подводная лодка собиралась выйти в море, второй день выход откладывался с часу на час, и второй день вся команда не сходила с корабля: сначала «крутили приготовление», потом «сидели по готовности», дожидаясь разрешения на выход в море. Потом высокое начальство, по каким-то одному ему ведомым причинам, резко меняло планы.