Ведат Кокона - По волнам жизни

— А вы что им дали? — спросила одна из женщин.

— Золотое кольцо с бриллиантом, — ответила тетушка Хасибэ.

В это время Хесма — она из скромности все это время старалась никому не попадаться на глаза — влезла со своей подружкой Семихой на подоконник и стала наблюдать за происходящим. Вдруг дверь отворилась. Обе девушки тут же спрыгнули на пол. Оказавшись перед матерью, Хесма густо покраснела и опустила глаза. А та подошла к дочери, повесила ей на шею золотую цепочку с монетой, поцеловала в лоб, заглянула в глаза и с волнением сказала:

— Дай тебе бог детей!

Хесма поцеловала матери руку, но ничего не ответила.

Растроганная мать прослезилась и пошла в комнату, куда удалились женщины.

Между тем мужчины, выпив кофе, собрались уходить.

У лестницы их ждала хозяйка. Каждому из шести мальчиков она дала завернутые в платочек фрукты; довольные дети, перепрыгивая через ступеньки, сбежали с лестницы.

А через две недели после помолвки, как договорились, наступил день подписания контракта.

Дом Шакир-аги, сверкающий чистотой и уютом, был полон людьми. Мужчины — и те, что представляли невесту, и посланцы жениха — собрались в одной комнате. Женщины стояли за дверьми и прислушивались к тому, что происходит внутри. Мужчины разговаривали и курили, ожидая имама. Беседа становилась все оживленнее.

Дядюшка Весаф, доверенное лицо Хесмы, с важным видом сидел на почетном месте и молчал. Асаф-Эфенди и Тара Мулла Селим, свидетели Исмаила, громко разговаривали. Иногда в беседу вступал и Тахсин-ага, поверенный жениха. Шакир, двоюродный брат Хесмы, и Мухтар, племянник хозяина, удостоенные чести быть свидетелями невесты, деловито и важно расхаживали по дому.

У окна на миндере, покрытом привезенным из Багдада красным пушистым ковром, сидел Мулла Керим, полный, жизнерадостный мужчина лет пятидесяти на вид, хотя ему было уже за шестьдесят. Будучи ходжей, образованием он не мог похвастаться и не только не кончал, но даже не переступал порога медресе, чтобы заслужить свое духовное звание. Имя Мулла ему досталось со времен Османской империи. В те годы многие жители Гирокастры носили чалму и балахон ходжи, чтобы не идти в рекруты. Керим, наделенный представительной внешностью, тоже облачился в джуббе {74} 74 Джуббе (арабск.) — широкий балахон: одежда ходжи, мусульманского священника. и водрузил на голову белую чалму. И хотя он не знал ни слова по-арабски и в руки не брал Корана, одежда сделала свое дело: черный балахон с развевающимися по ветру полами и высокая чалма кому хочешь помогут сойти за мусульманского священника, даже тому, кто не знает, где лежат Мекка и Кааба.

В городе о Мулле Кериме рассказывали такой анекдот. Как-то, важно шагая по улице в одежде священнослужителя, высокий и значительный с виду, он привлек внимание одного крестьянина, который, поборов робость, обратился к нему:

— Ходжа-эфенди, ты извини, но у меня к тебе будет просьба — прочитай-ка мне письмо от сына. Он у меня в Турции, четыре года в солдатах.

Мулла Керим остановился, почесал затылок, потом достал платок, вытер шею, вспотевшую от неожиданной напасти — бедный ходжа не знал грамоты. Что было делать? На миг он задумался, откашлялся и сказал:

— Ты прости меня, брат, но я не умею читать.

— Как? — спросил удивленный крестьянин. — Может ли быть, чтобы господин в такой большой чалме на голове совсем не мог читать?

Мулла Керим, который не учился в медресе, но был человеком неглупым, тут же снял чалму и надел ее на голову ошеломленному крестьянину. Тот широко раскрыл глаза от удивления, а ходжа спокойно изрек:

— А, ты так думаешь? Ну, ладно, вот тебе чалма, теперь читай письмо, а я послушаю.

Вот каким был Мулла Керим!

— Аджаип! [17] Удивительно! (тур.) Куда пропал этот недотепа имам? — спрашивал себя Шакир-ага, доставая массивные золотые часы на толстой золотой цепочке, свисавшей до самого пояса. Он то и дело посматривал на них и всякий раз хмурил широкие светлые брови, которые, соединяясь на переносице, напоминали золотую полоску.

Глядя на этого человека, создавалось впечатление, будто он весь искупался в золоте: светлые волосы, светлые брови, светлые завитки усов, светлая волнистая борода, желтая кожа рук и пальцев, на которых сверкали два красивых золотых перстня. Его улыбка, обнажавшая золотые зубы, тоже казалась золотой.

— Что за чудеса с этим человеком! — громко сказал хозяин дома. — Я ведь просил его прийти вовремя. Поднимись-ка, сынок, посмотри…