Ведат Кокона - По волнам жизни

— За твое здоровье, Вандьюш, за твой приезд!

И еще:

— Ну, Вандьо, дай бог тебе сына!

И довольный Вандьель пил очередную стопку ракии за то, чтобы сбылось пожелание братьев и у него родился сын. Об этом просил он взглядом Ольгу, любуясь ласковыми, подернутыми поволокой глазами своей милой женушки, опьяненной от переполнявших ее чувств сильнее, чем от нескольких чарок ракии.

Уже после первого стакана Панди, племянник Вандьеля, ударился в свои обычные шутки и остроты. Он был отличным рассказчиком и умел рассмешить до колик. Ольга сидела напротив Панди и видела всю мимику его подвижного лица, такую уморительную, что она отвела глаза и, держась за бока, захохотала. Она смеялась так сочно и заразительно, что казалось, красные бусины ожерелья, украшавшего ее белую нежную шею, вот-вот сорвутся с нитки и рассыплются, а переливы смеха, слетая с алых губ, сами превратятся в бусины и с легким звоном покатятся по лежащему перед ней фарфоровому блюдцу. Затем Панди, который не только мастерски рассказывал всякие смешные истории, но и прекрасно играл на гитаре и пел, взял в руки гитару и спел задушевную песню:

Песня лилась медленно и плавно, и всякий раз на припеве у Ольги что-то обрывалось в груди. Она испытывала ощущение, как на качелях, когда они стремительно летят с высоты вниз.

— Пусть всегда поет твое сердце, Панди! Ох, как ты нас порадовал! Умеешь петь наши нехитрые песни! Дай бог тебе хорошую невесту!

Вандьель, уткнувшийся щекой в плечо жены, захмелевший от выпитой ракии и нежного запаха Ольгиной кожи, вдруг приподнял голову и легонько прикоснулся жаркими губами к мочке ее уха. Концы его коротко подстриженных, жестких как щетина усов щекотали и обжигали ее. Она вздрогнула всем телом, щеки запылали, глаза увлажнились, и с дрожащих губ слетело тихое, словно вздох: «Оставь, стыдно ведь!»

Звуки песни и мандолины смолкли. А Ольга все стояла на пороге комнаты, прислонив голову к косяку, вспоминала то счастливое время и плакала.

Другую комнату в доме, где поселился Исмаил, снимал офицер в чине капитана жандармерии. Это был высокий, статный, широкоплечий мужчина с черной лохматой копной волос, крепким, жирным и розовым, как у борова, затылком — почти под цвет красного стоячего воротника, подпиравшего многослойный подбородок. Жандармский мундир сидел на нем как влитой. Маленькие блестящие карие глазки буравчиками сверлили собеседника из-под широких бровей. Мясистые смуглые щеки отливали синевой от пробивавшейся густой щетины, хотя жилец ежедневно брился, оставляя нетронутыми только лихо закрученные кверху усы. Черные лакированные сапоги капитана так сильно скрипели при ходьбе, будто он давил ими раскиданные по полу орехи. Где бы ни ходил этот человек, казалось, он всюду оставлял за собой зловещую тень. Звали его Хайдар Адэми, и было ему около тридцати лет.

Хайдар Адэми окончил жандармскую школу, открытую в Тиране итальянским карабинером, полковником Родольфо, которого пригласило в Албанию для организации жандармской службы временное правительство Дурреса {62} 62 …временное правительство Дурреса. — коалиционное правительство итальянской ориентации, образованное 25 декабря 1918 года. См. также предисл. , сформированное в конце первой мировой войны Турхан-пашой Пермети. Хайдар Адэми проявил себя усердным дисциплинированным курсантом и с помощью друзей, близких ко двору Ахмета Зогу, добился двухгодичной командировки в Рим для специализации в высшей школе карабинеров. В Италии он пустился во все тяжкие, увиваясь за прекрасными представительницами слабого пола, не способными противостоять его чарам — острому взгляду масленых глаз и особенно тугому бумажнику, набитому новенькими, шуршащими лирами. «Подружек» он подхватывал очень легко в кафе на Пьяцца-Эседра, срывая поцелуи с губ, целованных часом раньше каким-нибудь другим волокитой и хлыщом. Вернувшись в Албанию и получив чин капитана, он был назначен начальником жандармской школы во Влёре. Там он провел два года. Затем его перевели в окружную жандармерию Корчи.

Хайдар Адэми не забывал за делами службы своей страстишки к гульбе. Его злые, прожигающие, будто угли, глаза — как говаривала о них одна шкодранская красотка, с которой Хайдар встречался несколько месяцев, — добрели лишь в разговоре о коньяке «Метакса» или о какой-нибудь замеченной и запомнившейся ему милашке. Именно так смягчился и хитро блеснул недобрый взгляд Хайдара при первой встрече с Ольгой, когда она открыла дверь и спросила, что ему нужно. Ей сразу не понравился этот взгляд. Безошибочный женский инстинкт, мгновенно распознающий опасность и подсказывающий, кого из мужчин следует остерегаться, предупредил ее, что этого офицера интересует не только жилье. Довольно скоро догадка ее подтвердилась.