Джеймс Фрей - Миллион мелких осколков

Когда Ярость достигает пика, я пасую перед ней, но не сейчас. Я знаю, что делать, чтобы прогнать ее, чтобы она прошла. Накорми ее болью, и она отвяжется. Накорми ее болью, и она отвяжется.

Большим и указательным пальцами правой руки я тяну ноготь второго пальца левой ноги. Я знаю, что это ненормально, что это чертов симптом помешательства, но я все равно это делаю. Я тяну. Я тяну ноготь. Всегда именно этот палец, всегда этот ноготь. После нашей последней схватки он отрос так, что с ним легко это повторить. По сравнению с остальными ногтями он слегка выступает вверх и больше искривлен. У него есть края, за которые можно зацепиться и использовать как рычаг. Я тяну. Я тяну ноготь. Он начинает отрываться. Появляется боль. Ярость внутри меня изнемогает от наслаждения. Хочу еще. Хочу еще. Я тяну, и ноготь отрывается дальше. Он разрывает кожу, которая удерживает его на месте, разрывает сосуды, которые питают его. Начинает течь кровь. Начинает распространяться боль. Боль такая же красная, как кровь. Боль спускается с пальца в ступню, она танцует вокруг лодыжки. Я чувствую, как Ярость питается ей. Хочу еще. Хочу еще. Я смотрю вниз. Нога и пальцы покрыты кровью. Сквозь кровь я вижу ноготь, вижу, что он висит на своем основании. Я знаю, что Ярость видит это, потому что я чувствую это. Она похожа на голодного демона. Накорми меня. Накорми меня. Накорми меня этим чертовым ногтем. Накорми меня, Ублюдок, или я погублю тебя. Накорми меня этим чертовым ногтем. Я кладу большой палец на ноготь, а указательный – между ногтем и обнаженной розовой плотью пальца. Палец касается плоти, боль раскаляется добела и взлетает в ногу и живот. Она поглощается мгновенно, и в тот же миг рождается новый позыв.

Накорми меня, Ублюдок, или я убью тебя. Накорми меня этим чертовым ногтем. Я тяну. Я тяну за ноготь. Половина отрывается от основания. Я закрываю глаза, моя рука в крови, я сжимаю челюсти и тихо вскрикиваю. Всепоглощающая боль заполняет меня. От самых кончиков волос и вниз, вдоль и поперек всего моего тела, боль повсюду. Ярость пожирает ее. Демон упивается ей. Еще усилие, и все будет кончено. Я тяну. Я тяну за ноготь. Он отрывается, я кричу, и на этот раз мой крик куда громче. Боль повсюду, белая, пылающая и ледяная, как ад. Каждая клетка моего тела пульсирует и искрит, полна ненависти и благодарности за облегчение. Ярость поднимается ненадолго, поднимается с улыбкой и благодарит кровавого убийцу. Она ест боль. Она пьет боль. Она впитывает ее в себя всеми возможными способами. Теперь она может уходить, уходить сразу. Я дал тебе все, что ты хотела, убирайся. Я глубоко вздыхаю. Я делаю глубокий, очень глубокий вдох, как после экстаза, как после того, как жизнь промелькнет перед глазами. Я смотрю на ногу. Она вся в крови, как и моя рука. Я встаю и иду в ванную. Когда я ступаю поврежденной ногой, я ставлю на пол только пятку. При каждом прикосновении меня пронзает электрическая красно-белая молния. И каждый раз эта молния становится кормом. Я открываю дверь. Я подхожу к раковине, осторожно избегая зеркала. Когда я добираюсь до раковины, я открываю холодную воду. Я жду, пока она остынет, как только возможно. Когда она становится совсем ледяной, я поднимаю ногу и переношу ее под кран. Капли крови падают на пол, и я наклоняюсь, чтобы вытереть их чистой рукой.

Вода льется на голое мясо и окрашивается в розовый цвет. Розовый поток хлынул в слив, за ним другой. Холод воды умеряет боль, Ярость доедает ее остатки, облизывается и убирается восвояси. Я стою, жду. Мою руки. Все вокруг ярко-розовое. Кровь течет.

Через несколько минут рана затягивается, сосуды перестают кровоточить. Палец дергается. Все не так уж плохо. Лучше пусть палец дергается, чем накатывает приступ Ярости. Лучше уж кормить Ярость болью, чем выпускать дикого зверя на волю.

Закрываю воду, достаю ногу из раковины, возвращаюсь к своей кровати. Надеваю носок, надеваю ботинок. Выхожу из комнаты.

Скоро десять, мне пора. Прохожу через отделение. Все высыпали из палат. Смотрят телевизор, играют в карты, курят сигареты, болтают, ждут телефонных звонков. Леонард стоит в телефонной кабинке, слышу, как он жалуется на здешнюю жизнь. Жалуется, но правил не нарушает. В отличие от многих тут.

Наливаю чашку кофе. На нижнем ярусе стоит человек в черных тренировочных штанах и черной футболке, прислонился к стене. Ему лет двадцать пять, и, несмотря на худобу, выглядит он крепким. Курит и рассматривает меня. Этот тип кажется мне знакомым, хотя не понимаю, откуда, и еще угрожающим, хотя не понимаю, почему. Он просто стоит и смотрит на меня. Я принимаю вызов, начинаю смотреть в ответ. В его взгляде нет особого интереса, он думает о чем-то своем. Почему-то его облик кажется мне знакомым и угрожающим. Не понимаю, почему.