Стефани Стори - Камень Дуччо

– Леонардо утверждает, что статую надобно защитить от погодных явлений. И еще говорит, что публику может смутить ее… – Граначчи задумался, подбирая нужное слово: – неприкрытость. – Он помахал рукой у своих чресел.

– Лживый старый ублюдок! – вне себя завопил Микеланджело.

– Уймись, Микеле. Calmati, – одернул его Лодовико.

– Леонардо не только твоего Давида похоронит, он хочет похоронить и тебя, – гнул свое Граначчи.

– Моего сына такие глупости не занимают, – гордо сообщил Лодовико, похлопывая Микеланджело по спине. – Он теперь у нас человек семейный, а не какой-то жалкий каменотес.

Неужели это правда? Микеланджело задумался. Даже если он больше никогда не прикоснется резцом к мрамору – перестанет ли он быть скульптором?

– Где, говоришь, они там совещаются?

– Тебе какое дело? – ворчливо спросил Лодовико.

– В Орсанмикеле, – ответил Граначчи.

Мысль о том, чтобы бросить ваяние, мгновенно исчезла – так снежинки таяли в пламени его горящего дома. Выбравшись на улицу, Микеланджело припустил во весь дух.

– Куда ты, стой! – крикнул вслед отец.

Но Микеланджело не остановился. Его семья нуждалась в нем, но и Давид нуждался тоже.

Самые выдающиеся граждане Флоренции заседали в одном из помещений церкви Орсанмикеле, давшей приют ремесленным цехам города. В тесной зале пахло свечным воском, выдохшимся вином и благородным п о том раскрасневшихся от жестоких споров горожан.

– Давид станет великим символом нашего города, – перекрывая гвалт, кричал Содерини. – Нам надобно прославлять и чествовать его, а не задвигать в темный угол.

– Но речь ведь идет о том, чтобы заменить им Донателлову Юдифь, – отвечал ему Боттичелли, и борода его заходила вверх-вниз, повторяя движение нижней челюсти. Он ютился в тесноте на балкончике галереи, зажатый со всех сторон другими творцами.

– Нельзя отрекаться от произведений великих мастеров в угоду детским поделкам. – Леонардо искренне сочувствовал стареющему живописцу. В самом деле, разве это справедливо – позволять неуемному тщеславию выскочки-скульптора попирать наследие таких легендарных мастеров, как Донателло и Боттичелли? Это оскорбительно и неприемлемо. Тем более что Боттичелли еще жив и может стать свидетелем этого позора.

– Юдифь была выполнена по заказу Медичи. Она олицетворяет могущество Медичи. Мы должны заменить ее другим символом, – вмешался в перепалку Джулиано да Сангалло. Леонардо мысленно удивился: с чего это Сангалло вздумалось встать на сторону Содерини? Он что, хотел, чтобы этот Микеланджело еще больше прославился? Архитектор был немолод, и Леонардо рассчитывал на его поддержку.

– Пьеро де Медичи мертв, – напомнил Джузеппе Вителли. – Ядовитый змей издох. А Чезаре Борджиа точит на нас зубы. Что это за необходимость, скажите на милость, защищать Флоренцию от призраков прошлого?

Несколько человек зашумели в знак одобрения.

– О каких призраках речь? Это гнусные негодяи, и зловонные миазмы их злобы еще долго будут держаться в воздухе, отравляя все вокруг и после их гибели. – Впервые с начала совещания подал голос Макиавелли. Собрание умолкло, все напряженно слушали. – Пьеро де Медичи, может, и мертв, но сейчас его семейка еще решительнее настроена на то, чтобы отвоевать назад город. Борджиа, возможно, тоже рыскает в поисках жертвы и не прочь нами поживиться, но, даже если его схватят, бросят в тюрьму или умертвят, кто-то другой придет на его место. Угрозы неистребимы, они будут всегда.

– После изгнания Медичи, – снова вступил Содерини, – город постановил вынести «Юдифь и Олоферна» из их садов и установить перед зданием городского совета. И что случилось потом? Савонарола сразу после этого дорвался до власти, французы захватили нашу Пизу, а над нашими головами нависла великая угроза со стороны Борджиа. Так готов ли кто-нибудь здесь утверждать, что под эгидой Юдифи дела у Флоренции переменились к лучшему?

– Нет! – раздалось несколько голосов.

– Встав у дверей дворца Синьории, Давид будет смотреть в направлении главных ворот города и испепелять взглядом наших врагов, если те осмелятся напасть на нас. Давид смог бы изменить нашу судьбу. – В поисках поддержки Содерини обернулся к Макиавелли.

Но дипломат никак не отреагировал на речи Содерини – он смотрел вверх, на балкончик, где среди прочих находился Леонардо. Остальные участники собрания вслед за ним повернули головы, чтобы послушать, что скажет Мастер из Винчи.