— Поправим… Это традиция такая… — Он ловко сбросил со спины армейский рюкзак, расшнуровал его и достал обыкновенную, не самую мощную кувалду. — Видите, кое-где торчат, — кивнул он на пути.
— Из музея позаимствовали? — усмехнулся Андрей Валентинович.
— Нет, копия, — ласково улыбнулся Крысин и поправил свой совсем уж тут неуместный вишневый берет. — Кто?.. Я и начну.
Костыли, крепившие рельсы к шпалам, и впрямь кое-где немного торчали, как недобитые или вылезшие от старости гвозди в стене древнего дачного сарая.
Крысин сосредоточился на одном таком, широко расставил ноги, замахнулся, ухнул и забил костыль под самую головку.
Выдохнув, пояснил:
— В среднем расход костылей на один километр путей составляет порядка тысячи шестисот, у нас на Кругобайкалке чуть больше. Сами понимаете… Ну? Кто следующий?
Андрей Валентинович тупо посмотрел на кувалду и все же вяло взял ее в руки:
— До самой Слюдянки будем чинить? Или в Култуке остановимся? — пошутил он. Вышло не смешно.
— Нет-нет, по одному, чисто символически, — едва ли не кокетливо успокоил его Крысин.
Андрей Валентинович выбрал костыль, принял недавнюю позу Крысина, резво размахнулся и едва не саданул себе по ноге, еще и задев утробно, колокольно зазвучавший рельс.
— Батенька, вы поосторожнее, — как-то уж слишком фамильярно попенял ему Крысин. — Не приведи бог, и впрямь его разбудите… Раньше времени…
— Да идите вы, — огрызнулся Андрей Валентинович и даже хотел бросить кувалду, но не бросил, а следующим и еще одним ударом вбил свой костыль.
Степан Аркадьевич, в очередь, со своим костылем тоже справился. Дамам кувалду Крысин предлагать не стал, спрятал ее вновь в рюкзак:
— Вот и приобщились… И замечательно… Можно сказать, с самим князем Хилковым побратались… — он был очень доволен.
— А дамам как приобщаться… К традиции? — ревниво поинтересовался Андрей Валентинович, которому все происходящее не нравилось до едва сдерживаемого отвращения и злости.
— Дамам? Ну, им посложнее будет… — как-то уж очень спокойно проговорил Крысин.
Елена Павловна замерла, глядя на Крысина широко открытыми, прямо-таки округлившимися, часто моргающими глазами. Сестры же Крафт, о которых в суете забивания костылей чуть не забыли, в сторонке переглянулись между собой и с Крысиным и прыснули в кулачки.
Прогоркло-паленый запах, теперь это стало ясно, когда боковой ветер исчез, шел из следующего туннеля, до которого было метров сто.
И вдруг сестренки Крафт принялись молча и деловито раздеваться. Как оказалось, и снимать-то им было особо нечего.
Они синхронно стянули через головы тельняшки, расстегнули джинсовые юбки — те упали к ногам. А под тельняшками и юбками, собственно, ничего больше и не было. Сестренки остались совершенно голыми, только в разных — красном и желтом — шейных платках и одинаковых белых кроссовках.
Совсем не стесняясь посторонних, они взялись за руки, переступили через рельс и целенаправленно, спокойно покачивая бедрами, пошли по шпалам в сторону дурно пахнущего туннеля.
— Эт-то что такое?! — потрясая руками, взвился Андрей Аркадьевич.
— Жертва, — спокойно и обреченно ответил Крысин. — Как и каждый год в этот день. Тоже традиция, — без тени улыбки добавил он, снял свой вишневый берет и с размаху приложил его к сердцу.
— М‐мне т-тоже? — заикаясь, но очень серьезно спросила Елена Павловна, поднося, крест-накрест, руки к груди.
Крысин обернулся и смерил ее взглядом:
— Вам — не обязательно…
Сестры Крафт, голые, свежие, с каждым шагом все более красивые, уже приближались к темному полукругу туннеля.
— Теперь можете излагать свои заветные просьбы и желания, — буднично и устало проговорил Крысин.
— Кому? — огрызнулся Андрей Валентинович.
— Дракону.
— Как? — опешил Степан Аркадьевич.
— Громко! — пояснил Крысин вслед удаляющимся сестрам. — Пока их видно. Еще успеете…
— Зачем? — недоуменно поинтересовался Степан Аркадьевич.
— А вы разве не за этим сюда шли? — изумился Крысин.
Степан Аркадьевич почувствовал настоящую, все более неуемную дрожь в коленях.
Спрятать или спрятаться?
Никакого дракона не было.
Но он молчал.
Душу-то он по ошибке даром отдал. По ошибке…
Пантелеймон Романов
Комендатура с гарнизонной гауптвахтой в столице Советской Эстонии находилась недалеко от Балтийского вокзала в полукруглом здании бывшей женской тюрьмы, выкрашенном снаружи в желтый цвет, по традиции олицетворяющий скорбь. Изнутри же колорит еще более соответствовал содержанию, напоминая запекшуюся кровь.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу