На столе лежала маленькая программка. Через несколько секунд — я не знал, что и думать.
* * *
Я кинулся к окну — по асфальтированной дороге быстрыми шагами семенила ее фигурка в сером пальто и платочке в горошек — уже далеко.
Я закричал:
— Ася Вениаминовна! Подождите!
Она не услышала, а я дернулся и чуть было ни вывалился из окна. На дворе начинался дождь.
Когда я догнал ее, дождь уже усилился до ливня. Я шел за ней всю дорогу, не отставая. «Ничего, — думал, — подожду. Подожду, сколь бы то ни было. Хоть до утра».
Мы, и правда, шли около получаса. Остановились у небольшой четырехэтажки. Она стояла у невысокого склона, как раз того, по которому Асенька бежала, когда решила, что я тону. Она зашла в подъезд — я простоял между входной дверью и площадкой первого этажа, пока она не поднялась на третий и не позвонила в дверь. Левую, вроде. Запомнить несложно — там всего две квартиры, каждая на своей половинке дома. Я поднялся до второго, чтобы видеть, куда она будет заходить. Прождали секунд пятнадцать. Потом дверь открылась — ее отворил полуголый мужчина в рваных трениках и, по ходу, не совсем трезвый. Ася Вениаминовна поцеловала его в щеку, и оба они скрылись. Дверь захлопнулась. Вот что за важная встреча у нее намечалась. Я уселся на ступени, не зная, куда себя деть. Время тянулось очень медленно. Чем они там занимаются? Когда она выйдет? Правда, что ли, мне до утра тут сидеть? «Ничего, — решил я, — подожду». Через десять минут я тоже позвонил в эту дверь.
Мне открыл все тот же мужик в трениках.
— Тебе чего, пацан?
— Я к Асе Вениаминовне.
Мужик неловко обернулся.
— Ась!
Ася Вениаминовна испуганно выглянула из комнаты, правда, почему-то в одном белье, охнула и юркнула обратно.
— Слушай, пацан, ты что-то не вовремя. Да и как ты вообще нашел, где ее искать? Вот что, пацан, иди пока домой, с Асей Вениаминовной завтра в школе поговоришь.
— Я не пацан, — сказал я. — Мне сейчас надо. А ну, пропусти!
Мужик явно разозлился на мой тон. А я того и ждал. Я хотел его позлить и даже, может быть, подраться. Я смотрел прямо на него, самым своим ненавидящим взглядом. А он схватил меня за куртку. Я приготовился к удару, но он просто поволок меня вниз по лестнице.
Я закричал и стал упираться — мужик как оглох, тащил меня ровно и уверенно, как танк.
Наконец, вмешалась Ася Вениаминовна.
— Володь, отпусти его, — сказала она. — Нам с ним надо поговорить.
Мужчина отпустил меня и переключился на Асю Вениаминовну.
— Незнакомый малолетка из твоей гребаной школы ломится ко мне в дом, пока ты тут стоишь, блин, в чем мать родила, и с ним еще разговоры разговаривать?
— Володь, — Ася Вениаминовна посмотрела жалобно и вместе с тем очень строго. Что-то в ней в этот момент проснулось учительское, как на контрольной. Она кивнула мне, чтобы я проходил.
Я зашел.
— Отлично! Замечательно! Дай хоть штаны мне нормальные надеть — за пивом схожу, пока вы тут…
Он хлопнул дверью и исчез.
Ася Вениаминовна накинула на себя какой-то огромный халат, по-видимому, принадлежавший этому самому Володе, достала из его кармана сигарету и закурила.
Моя смелость куда-то улетучилась. Я смотрел на нее: «Будет буря, — крутились слова у меня в голове, пока она курила. — Будет буря».
Я ждал, что она накричит, ударит меня, убьет ножом — я был готов к любому.
— Ну, Лень, это самое, — Ася Вениаминовна шумно выпустила изо рта дым, — ты совсем дебил или как? А?
А смотрел в пол.
— Ты зачем сюда приперся? — ее голос постепенно переходил на повышенные тона.
— Программка, — только и сказал я. — У вас на столе. Там имя было — Тимы Гуськова.
Ася Вениаминовна молчала.
— Это он на конкурс едет, да? Вы уже все решили. А этот спектакль с Романом Валерьяновичем — тоже ваша идея, да?
И тут я заплакал. Мужик Володя, вернувшись, выволок меня из подъезда и так бросил. Я лежал на земле, полумертвый, и смотрел на мариупольское небо, которое постепенно начинало темнеть.
* * *
Назавтра все было, как раньше, — я пришел в школу заранее и ждал начала урока. Ася Вениаминовна же, напротив, была вся взъерошенная. На меня не смотрела. Если бы нас видели со стороны, можно было бы подумать, что у нас роман.
Тема — «Муму» Тургенева. На доске — вопросы к проверочной.
«Вероятно, барыня думала, что раз Герасим инвалид — то уже не человек, а бревно, — пишу я. — Знаете, во Вторую мировую в Германии были ученые, отказывавшиеся проводить над людьми химические опыты. Тогда их просили, по отношению к подопытным, заменять слово «человек» на слово «бревно»…»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу