Ричард Кондон - Честь семьи Прицци

— Нет. Пусть только заплатит. Все должно быть по-честному.

Чарли спустился в подвал к Филарджи.

— Завтра утром я вас освобожу.

— Неужели все закончилось?

— Вроде того. Завтра на углу Шестьдесят первой и Мэдисон в десять часов утра.

— Просто не верится. Каждый день я просыпаюсь и жду, что эта ужасная женщина придет и убьет меня.

— Вы родом из Неаполя, верно?

— Да.

— Из бедной семьи?

— Да.

— Вы не забыли Каморру?

— Нет.

— Мы гораздо хуже Каморры. Против нас они шушера, мы мигом покончили с ними в этой стране. — Чарли придвинулся, навис над головой Филарджи. — Где бы вы ни прятались, мы вас повсюду достанем. Прячьтесь хоть в бункере или на авианосце посреди океана, для нас не существует преград. Вы меня понимаете? Завтра, когда вы выйдете, полиция снимет с вас показания. Если вы хоть словом обмолвитесь о людях, которые вас похитили, вам конец. Одно слово — и мы вас убьем.

Чарли поставил будильник на пять тридцать, чтобы до восьми успеть убраться и приготовить горячий завтрак. В восемь часов они уедут, а в десять освободят Филарджи в условленном месте.

— К черту эту уборку, Чарли, — простонала сквозь сон Айрин, когда раздался звонок будильника.

— Слушай, мы сюда приезжаем время от времени. Что, если тебе захочется провести здесь пару недель летом?

— Я уже провела тут два месяца.

— Здесь жили две свиньи. Я хоть и заставлял их убираться, но разве они умеют?

Чарли пропылесосил все комнаты, застелил кровати, вымыл пол в ванных и на кухне, а затем приготовил Филарджи омлет из трех яиц, поджарил тосты, сварил кофе и отнес ему в подвал.

— У вас сорок минут на завтрак и уборку помещения. О’кей? Я буду вам очень благодарен.

Когда Чарли вернулся на кухню, Айрин заканчивала мыть посуду.

— Как мы его повезем? — спросила она.

— Я завяжу ему глаза и заткну уши и положу в машину сзади. Сначала мы поедем в Лонг-Айленд-Сити. Там развяжем его и пересадим на пассажирское сиденье. Так поедем в Нью-Йорк. Из Лонг-Айленд-Сити ты позвонишь отцу и скажешь, что я готов освободить Филарджи через пятнадцать минут, чтобы он успел предупредить людей из ФБР, которые ждут в отеле. Потом ты едешь на метро домой и ждешь меня примерно в двенадцать пятнадцать.

— О’кей.

— Он тебя до ужаса боится. Сейчас мы войдем к нему, а ты сделай каменные глаза и зверское лицо, чтобы, вспоминая тебя, он молчал все двадцать пять лет.

Филарджи вздрогнул, увидев Айрин, которая скалилась, как убийца в плохом телесериале. Чарли завязал ему глаза плотной тканью, сунул в уши затычки, связал руки, взвалил себе на спину, точно мешок, и понес наверх. В машине он уложил Филарджи сзади на пол, пока Айрин запирала дом.

Десять или пятнадцать минут они ехали молча, а затем Айрин сказала:

— Чарли, все-таки как насчет денег, что Прицци должны мне? Вдруг они откажутся платить?

— Ну не знаю.

— Чарли, Филарджи пока у нас. Он стоит минимум семьдесят миллионов. Минимум — потому что с ним они получат целый банк. Банк, Чарли! Ты можешь выдвигать любые условия, они на все согласятся. Что такое для них миллион сто? Для них это гроши, а для меня огромная сумма. Я ни разу в жизни не видела столько денег сразу. Дон Коррадо обещал тебе два с половиной миллиона, но это всего лишь обещание. Ты даже не знаешь, в Швейцарии эти деньги или нет. Так ради чего мы отдаем им Филарджи? Ради обещаний? Допустим, тебя сделали боссом, но после смерти Винсента других кандидатов в боссы не осталось. Ты нужен им, чтобы держать бизнес, потому что больше некому.

— Черт подери, Айрин, босс имеет три лимона в год.

— Ну и что? Это зарплата, положенная на этой должности. Не забывай, что не Прицци тебе делают одолжение, назначая тебя боссом, а ты им. Кроме того, они должны тебе большие бабки, которые согласились выплатить в обмен на Филарджи. Хорошо, ты везешь им Филарджи. Где бабки, Чарли?

— Слушай, Айрин, — в отчаянии сказал Чарли, — Прицци не отказались платить. Дон

Коррадо лично сказал мне, что заплатит. Я слышал это собственными ушами.

— Это сицилийская брехня, Чарли! — горячо возразила Айрин. — Где это видано, чтобы сицилийцы, получив то, что им нужно, выплачивали долг?

— Айрин, я с детства мечтал стать боссом, боссом крупнейшей в стране семьи. Семьи, которая правит Америкой наравне с сенатом или «Дженерал моторе». Ты думаешь, я откажусь от этого ради каких-то двух с половиной лимонов? Через десять лет мы будем иметь тридцать миллионов в Цюрихе, через двадцать лет — шестьдесят миллионов. Это дело верное. Мы пожертвуем небольшой суммой, чтобы выиграть в пятьдесят раз больше. Неужели ты не понимаешь, Айрин?