Ноэль Наварро - Современная кубинская повесть

— Эй, осторожно! Не упади, ты же на галстук наступаешь!

Меня смех разобрал, и я ничего не ответил. Гаванцы — они такие. Конечно, моя жена намного выше меня. Для супружеского дела это совсем неважно. Но вот теперь, когда на улицу выходишь, людей посмотреть и себя показать, — это уже хуже. Из дома нет-нет, да куда-нибудь и сходишь. Но не так часто, как раньше. Дети привязывают родителей, делают их домоседами. Но от домино и от кеглей меня никто не отвадит. Это завсегда при мне. Хоть хромой, а каждый четверг хожу с Гундином и Велосом на Двадцать третью улицу. Поиграем, а потом пойдем выпьем чего-нибудь в кафе «Асуль», где Гордоман по-прежнему играет на гаите, хотя в легких у него уже и воздуха-то нет. Шутка ли, такой старый, совсем трухлявый пень.

Жизнь у меня пошла путем. Я от своей работы не отступал и все делал ради семьи. До Америки, до того, как у нас родилась дочь, я не думал, не гадал, что буду таким хорошим семьянином. Но воды всегда входят в берега.

В моем доме политики сторонились. Но такой шумихи, какая поднялась, когда выбрали президентом Грау Сан-Мартина, я сроду не слышал. Это было десятого октября тысяча девятьсот сорок четвертого года. Я не забыл дату: в тот самый день Гундин пришел и сказал, что в доме сеньоры Кониль есть для меня письмо. Я очень удивился. Года два ничего не получал от родных. Прибежал туда. Как увидел письмо с черным ободком, сердце оборвалось. В письме моя сестра Клеменсия отписала мне, что умер дедушка. Такая тоска навалилась на сердце, какой раньше никогда не знал. Я брел по Пасео в шумной толпе, которая спешила на Семнадцатую улицу, к дому Грау — поздравить его с победой. На другой день я послал в деревню телеграмму и двести песо. Выполнил свой долг как мог. Я очень переживал смерть деда. Он мне был отцом и любил меня больше, чем сына. Хотел тут же поехать в Галисию, но одумался. Когда у тебя дети, ничего сгоряча не сделаешь. Загнал свои мысли вглубь и ни слова не сказал дочерям — они деда не знали, даже фотографии его не видели.

— Америка, умер мой дедушка. Что делать?

— Надо же! Какая беда!

Вот она жизнь. Моя здешняя семья ничего не знала о моих родных в Арносе. Так к чему вести разговоры? Вот и переживал в одиночку смерть деда.

Едва президентом стал Грау, на Гавану обрушился циклон, почти такой же сильный, как в двадцать шестом году. Ветер бил в окна. Балки и крыши летали по Ведадо. В общем, всем циклонам циклон. Я еле успевал прибивать сорвавшиеся двери, доски. «Красный Крест» специально просил меня помочь. Моя жена, молодец, не трусила. Циклон бушует, а кругом болтают о Грау. Только и разговоров что об этом старике с приклеенной улыбочкой. Мне он сразу показался клоуном, но люди его обожали, надеялись на него, как на бога. Приходишь на работу и слышишь — Грау, Грау, Грау.

— Я ни за одного президента не голосовал и голосовать не буду.

— Это потому что ты иностранец. Тебе все одно.

— Ха! Эти ваши президенты слова доброго не стоят. Все подряд дерьмаки.

Моя жена голосовала за Грау. Женщины прямо молились на него. В «День торжества», который объявил Грау, они шли первыми в демонстрации и говорили речи на митингах. А его портреты прикалывали к груди, как орден. «Хорош прохвост, — думал я про себя. — Хорош прохвост. Он еще вольет в вас двойную порцию касторки, еще покажет себя». Касторкой мучили людей в тюрьмах при Мачадо. До этого у Грау не дошло, но всю страну взяли в оборот гангстеры. Грау был очень обходительный, хитрый. Он ловко стравливал людей, чтобы отделаться от неугодных. Продувная бестия! И всегда с улыбочкой, всегда потирает ручки. Весь насквозь фальшивый. Я кое-что пронюхал, потому что чинил мебель у одной его секретарши. Она с ним была в дружбе. Очень набожная женщина, но знала, как говорится, на какую ногу хромал ее президент. Мне она не раскрывалась, помалкивала, такая у нее служба. Да все и без того видели, что его Кубинская революционная партия разваливается на ходу. Особенно все всплыло наружу, когда гангстеры перебили друг друга в районе Орфила. Вот что сахар поднялся в цене — то правда. Газеты трубили об этом каждый божий день. Писали, что Грау убедил американского президента покупать сахар по новой цене. Батиста, самый страшный выродок, тот просто дарил американцам сахар. Полтора сентаво за фунт, да это же позор! Грау честно победил на выборах. Правда, кое-где сожгли урны с голосами. Например, в городке Сан-Хосе-де-лас-Лахас. Сжег урны эта тварь, полицейская ищейка — Пилар Гарсиа, но ему хвост прищемили. Так или иначе, Грау стал президентом. Вторая мировая война, конечно, для него, для правительства — острый нож, хотя они сумели на ней нажиться, прикарманили общественные деньги, нагрели руки на всех нехватках. На Кубе тогда не было ни мыла, ни мяса, ни хлеба. Один из самых ловких гангстеров, Колорадо, открыл подпольную фабрику мыла. Думаете, туда хоть раз заглянула полиция? Ходили одни спекулянты и перепродавали мыло втридорога. Я, грешным делом, хоть и противно, тоже туда сунулся. Как оставить семью без мыла? Все это было — ну, полный грабеж. Масло вздорожало страшно подумать: фунт стоил песо. А найти это масло труднее, чем золотую монету на Малеконе. Много чего навидались, я это без злорадства говорю, много чего…