Рассказать о Луисе Веласкесе — задача трудная. Его жизнь — легенда. Подобно метеориту он озарил революцию. Пока еще его жизнь не описана в очерках и книгах. Луис Веласкес живет в памяти и сердцах своих сверстников, боевых товарищей.
Я решил пойти по пути, пройденному Веласкесом. Хотелось познакомиться с его жизнью, понять, откуда берутся такие люди. Начал с его родного дома в самом бедном квартале — маленького, перекошенного, будто надломленного тяжестью нищеты. Вокруг, на стенах соседних домов, еще не стерты дореволюционные лозунги, призывающие к борьбе. Напротив, в сотне метров, находится школа, в которой учился Луис. В дверях умолкшего дома меня встретила женщина средних лет, худая, с большими синими глазами и смуглым лицом. Это была Валентина Флорес, мать Веласкеса.
— Принимаете незваных гостей? — спросил я.
— У нас каждый гость желанный, — ответила хозяйка и приветливо пригласила меня в дом.
В доме было всего две комнаты. В одной на маленьком деревянном столе у книг стояла фотография Луиса, а перед ней ваза с цветами. Несколько цветов лежало вокруг вазы. Женщина стала их собирать и извинилась:
— Сейчас только пришла с работы. Дети из нашего квартала каждое утро приносят свежие цветы. Луис очень любил цветы. Он часто мне говорил: «Когда победим, каждый день буду приносить тебе букет цветов».
Я молча стоял и смотрел на мальчика с ершистыми волосами и большими, как у матери, глазами. В комнате стояли широкая деревянная кровать и стол. Это было гнездышко, из которого вылетел орленок. Несмотря на бедность, здесь было уютно и тепло. Валентина Флорес пригласила меня сесть, и я сел на стул, на котором когда-то сидел, делая домашние уроки, а затем сочиняя нелегальные призывы, Луис Веласкес. Сел и стал слушать рассказ его матери.
Валентина Флорес не скрывала волнения. Глаза ее расширились и увлажнились, голос звучал приглушенно.
— Из пяти сыновей я потеряла двоих. Первым Энрике, старшего. С ним мы добывали хлеб для других. Энрике выступал на похоронах Педро Чаморро, а спустя два дня и его самого привезли мертвым. Мы не могли узнать, при каких обстоятельствах он погиб. Не смели и спрашивать, потому что боялись. Днем на работе все-таки легче проходит время, но ночью было жутко… — Женщина вытерла выступившие слезы.
Я попросил ее подробнее рассказать о Луисе. Взгляд матери надолго остановился на фотографии.
— Для каждой матери ее дети всегда самые хорошие и самые умные. Но из пятерых он казался мне умнее всех. Соседи относились к нему как к взрослому и часто советовались с ним.
На улице зашумел грузовик, послышались радостные крики детей. Валентина на минуту прервала воспоминания, потом продолжала:
— Луис был очень чувствительным ребенком. Переживал несчастья каждого своего товарища как свои собственные. Часто брал у меня деньги якобы для разных покупок, но в конце концов я узнала, что он раздавал их нищим ребятишкам. И еду отдавал им. А однажды я послала его в аптеку за лекарством для брата, который лежал с высокой температурой. Он тут же ушел, но задержался. «Твой брат умирает, а ты где-то ходишь», — отругала я его, когда он вернулся. А Луис виновато посмотрел на меня и сказал, что зашел к своему товарищу, у которого тоже высокая температура, но у родителей нет денег на лекарство, и оставил половину купленного лекарства больному мальчику. Дети нашего квартала его любили и постоянно спрашивали: «Где Луис?»
— А в школе как он учился?
— Был отличником. Умел организовать свое время, поэтому все успевал сделать. За год до убийства меня встретил его учитель. Он покачал головой и сказал, что Луис еще создаст для меня трудности. «Озорной немного», — сказала я, чтобы несколько смягчить его слова. Но учитель ответил: «Не озорной, госпожа, а бунтарь, политический бунтарь. Не знаю, чем это закончится». Сердце мое сжалось.
— А вы не знали о его подпольной деятельности?
Она опять посмотрела на фотографию. Взгляд ее был печален. Душевная рана еще не зажила, и даже легкое прикосновение к ней вызывало боль.
— Мать всегда все знает и ничего не видит. Работать мне приходилось по двенадцать часов ежедневно. Домой приходила усталая и сразу ложилась спать. Так было изо дня в день. А Луис всегда что-то писал и ложился позже меня. После разговора с учителем я стала видеть страшные сны. Однажды встала ночью — Луис писал. Он сидел на этом стуле, а сбоку на столике лежала пачка листов. Я подошла и присмотрелась к исписанным страницам. Это были призывы, листовки, лозунги. Прочитав первый лозунг, я онемела — такую муку и огонь источали строки. Он вытащил один листок из середины пачки, обнял меня и прочитал: «Благословение та мать, которая родила и воспитала сандинистского сына!» «Знаешь ли ты, что от этого огня и наш дом, и все мы сгорим?» — сквозь слезы спросила я его. «Все знаю, мама. Но для меня нет другого пути. А ты должна понять, что каждый дом должен стать баррикадой в борьбе против диктатуры».
Читать дальше