Борис Земцов - Бутырский ангел. Тюрьма и воля

Больше обращаться за помощью было не к кому. Безнадёга навалилась на Лёху Барабана.

А за безнадёгой маячило ещё что-то, более конкретное и куда более страшное.

По лагерным законам, неписанным, но строго чтимым, проигравший крупную сумму и не имеющий возможности вернуть долг, чаще всего переводился, а точнее, падал, ибо обратной дороги уже не было, в категорию «фуфлыжников» [72] Фуфлыжник (тюремн.) – арестант, не возвращающий долги, представитель крайне неуважаемой категории лагерного населения. . Категорию презираемых, но всё-таки сохранивших какое-то подобие своих прав и достоинств, арестантов.

Что же касается должников сверхкрупных сумм (объём долга Лёхи Барабана с лихвой перекрывал все возможные лимиты и нормы), то здесь откровенно маячил шанс очутиться на самом дне арестантской иерархии — в «петушатнике» [73] Петушатник (тюремн.) – место проживания (отдельный барак или специально отведённое место в общем бараке) «петухов»: опущенных, обиженных и прочих представителей самых низших, презираемых категорий арестантов. .

Такой ярлык ни отмыть, ни спрятать.

Даже на воле, схлопотавший этот ярлык, приговорён не расставаться с ним до конца дней своих. От подобной перспективы у Лёхи немели руки и судорогой сводило лопатки.

Два часа после отбоя провалялся Барабан на своём «шконаре» [74] Шконарь, шконка (тюремн.) – койка. , не раздеваясь и не вынимая рук из карманов.

После полуночи резко вскочил (будто куда-то опаздывал), вытащил из-под матраса украденный с «промки» и приготовленный для перетяжки того же продавленного «шконаря» моток синтетической верёвки, вышел из барака.

Через пятнадцать минут висевшего в лестничном пролёте Барабана обнаружили арестанты, возвращающиеся со второй смены.

Потом говорили по лагерю, будто погорячился Лёха, что у него то ли сдали нервы, то ли «рванул крышняк» [75] Рванул крышняк (тюремн.) – помутнение рассудка, сумасшествие. . Знатоки норм лагерной жизни с жаром утверждали, что ничего бы Лёхе не было, что тут больше виноваты те, кто допустил его до игры с таким серьёзным долгом.

Не было — было! Было — не было! А человека-то не стало…

И какая теперь разница, кто именно в этом виноват?

Выходило, что чёрный зверь забрал у Барабана жизнь, оставив честь и доброе имя.

Размен, имеющий право в некоторых случаях считаться равноценным.

Только к катрану Лёху в своё время подтолкнул своими липкими щупальцами тот же зверь, и азарт в нём раздул, притупив бдительность и здравый смысл.

Тот же хищник, лежащий на боку и претендующий на право распоряжаться нашими судьбами.

Значит, в этом случае зверюга оказался сильнее человека?

Не обошлось без злой воли чёрного зверя и в истории с Костей Грошевым.

Тот умер всего за две недели до своего освобождения. Ни на что не жаловался, не болел. Просто вышел на тот же плац, дважды пересёк его по вечному арестантскому маршруту (от мусорки [76] Мусорка – в данном случае общелагерный накопитель отходов всех видов. мимо «козьего» барака [77] «Козий» барак (тюремн.) – общежитие, где проживают арестанты, занимающие предоставленные администрацией зоны должности. , лагерного храма до «дежурки» и обратно)… Правда, передвигался тяжело, по-стариковски подгребая ногами, что ранее за ним не замечалось. Потом с размаху остановился, будто наткнулся на невидимую, но непреодолимую стену, еле слышно икнул и медленно ополз по этой невидимой стене.

На тот момент было Косте ровно шестьдесят лет, из которых на лагеря, тюрьмы, этапы растерялось куда больше половины.

Две недели оставалось ему до «звонка» [78] Звонок (тюремн.) – в данном случае конец полностью отбытого (без УДО, актировки и т. д.) срока заключения. , только возвращаться ему было некуда. На тот момент, говоря сверхточным арестантским языком, не было у него «ни флага, ни Родины». Украинское гражданство утеряно, российское — не восстановить. Родственников никого — кто умер, кто потерялся, пока Костя лагерные адреса коллекционировал. Он даже город не мог назвать, куда после освобождения хотел бы отправиться.

В итоге так и складывалось: человеку того и гляди, как освобождаться, а освобождаться — некуда…

Удивительно, но задумался над этим Костя только за считанные дни до своей смерти, а до этого, как и любой арестант в подобной ситуации, просто суетился, собирался, радовался скорой встрече со свободой.

Похоже, очень похоже, будто чёрный зверюга просто смертельно жёстко одернул Костю, вернул его к шершавой реальности, освободил от такой неуклюжей и нелепой формы возвращения арестанта на свободу, когда свобода как таковая есть, а всё необходимое для жизни в этой свободе отсутствует: ни домов, ни родственников, не говоря уже о вечно зыбкой для любого освобождающегося перспективы трудоустройства, прописки и т. д.