Борис Акунин
Батальон ангелов
Петроград. Июнь 1917 года
С ума они что ли посходили. За поездку, которая в марте стоила самое большое полтора рубля, привокзальные извозчики требовали пять – и то «со скидкой для георгиевского кавалера». Якобы новая такса установлена Союзом работников извоза. Вместо прежней нагрудной бляхи у каждого ваньки теперь красовалась на рукаве кумачовая повязка, и на ней не номер, а буквы «СРИ» (обозначение гордого профсоюза). Алексей плюнул. Платить бешеные деньги шайке стакнувшихся вымогателей глупо, торговаться – недостойно офицерского звания, а после трех месяцев фронтового сидения и двух суток в поезде, подолгу стоявшем чуть не на каждом полустанке, пешая прогулка по родному городу будет наслаждением.
Вероятней всего в эти сорок минут и уложится весь тыловой отпуск. Подполковник Козловский не станет зря вызывать срочной телеграммой с фронта. Явишься в управление – тут же запряжет и галопом пустит.
Вообще-то это Алексей первым послал князю депешу с отчаянной просьбой о помощи и ждал от начальства совсем другого ответа.
В хмельные мартовские дни, когда Россия, будто новорожденный птенец, пробивший скорлупу, разевала мокрый клюв и тянулась к весеннему солнцу, когда люди сделались выше ростом, шире в плечах и каждый почувствовал себя участником истории, штабс-капитан Романов, не долечившись после ранения, уехал в действующую армию. Говорили же ораторы на митингах, что сознательный гражданин обязан свято исполнять свой долг, и тогда революционная Россия расправит орлиные крыла, поразит мир своим полетом.
С долгом Алексею было всё ясно. Ходить на демонстрации и слушать зажигательные речи ему нравилось, но демонстрантов в столице хватало без него, а вот хороших специалистов по контршпионажу было мало, особенно на фронте.
Пользуясь связями в руководстве Управления, Романов добыл себе назначение на самый трудный участок – в штаб 12-й армии, расквартированный в Риге. Участок считался тяжелым, потому что балтийский город был густо населен немцами, многие из которых с нетерпением ждали победы германского оружия, а некоторые не ограничивались пассивным ожиданием. Очистка рижского района от шпионов напоминала попытки вычерпать ситом воду: вместо одной выявленной группы немедленно возникали новые. Ситуацию осложняла близость фронта, а еще в большей степени – дырявость передовой линии. Вместо того чтоб сидеть в окопах, солдаты митинговали, дисциплина разболталась, и агенты с той стороны проникали в наш тыл безо всякого труда.
С каждым днем работать становилось труднее. Птенец революции разевал клюв всё шире и пищал всё громче, хлопал крылышками, однако взлетать не спешил. У Романова возникло нехорошее подозрение: что если из скорлупы вылупился не орел, а цыпленок? Покукарекает-покукарекает, да и угодит к немцам в суп?
На Северном фронте, где нес службу штабс-капитан, именно к тому дело и шло. По агентурным донесениям было ясно, что командующий германской 8-й армией генерал Оскар фон Гутьер, тактик сильный и осторожный, начал готовить операцию по охвату Риги. И надо же было случиться, чтобы как раз в этот момент контрразведочный отдел лишился всего личного состава! Остался один начальник.
Неделю назад Романов приступил к финальной стадии большой игры, которая должна была триумфально окончиться задержанием на лесном хуторе сверхопасной диверсионной группы. Для успеха требовалась поддержка пехотного батальона и пластунской сотни: батальон обеспечил бы внешнее оцепление, а казаки вместе с контрразведчиками должны были взять базу штурмом.
Когда счет времени пошел на часы, оказалось, что подмоги не будет. Стрелки на собрании решили в болото не лезть, обмундирование зазря не портить, а пластуны отказались штурмовать без прикрытия.
Не отменять же было с таким трудом разработанную операцию? Алексей вызвал по телефону из Риги весь состав отдела, вплоть до дешифровщиков и радистов. По сути дела, совершил должностное преступление. Однако выпускать немцев с хутора было никак невозможно: разбившись на группы, диверсанты парализовали бы всю систему тыловых коммуникаций – и тогда фон Гутьер раскроил бы русский фронт одним ударом.
Хутор-то штабс-капитан захватил, но во время штурма и последующей погони потерял всех своих людей. Последнего из уцелевших врагов, командира диверсионного отряда, он восемь часов преследовал в одиночку, несколько раз теряя и вновь находя след.
Читать дальше