Борис Земцов - Бутырский ангел. Тюрьма и воля

А предмет его страсти… — кто-то из представителей администрации лагерной, желательно даже… одного пола… И чтобы любовь такая вовсе не безответной была, а вполне взаимной… Со всеми сопровождающими моментами — страстью, ревностью, интригами… Наше общество к подобным явлениям очень косно относится, даже враждебно… Но это же не нормально… Во всём мире на эти вещи совсем по-другому смотрят… И у нас надо систему ломать… Наше общество воспитывать надо… К цивилизации приобщать, к мировым ценностям, так сказать… Вы своей книгой, не сомневаюсь, целую революцию произведёте… Уверен, резонанс будет: пресса отреагирует, а, главное, — киношники клюнут. По такому сюжету фильм, а то и целый сериал выдать — успех гарантирован… При таком раскладе и бюджет сложится, какой-нибудь конкурс подвернётся, спонсоры подтянутся из продвинутых…

Уже не говорил, а пел человек за столом напротив. И слушал сам себя с великим удовольствием. Вот и новый куплет в его песне складываться начал:

— Тут сама жизнь, международная актуальность новый, очень смелый поворот подсказывает… Хорошо бы, чтобы кто-то из героев Вашего рассказа как-то соприкоснулся с проблемой перемены пола… Слышали, конечно… Кто-то мужчиной рождается, его таким во все документы записывают, а потом оказывается, он себя женщиной больше чувствует… Страдает от этого, а кругом никакого понимания, только издевательства, а то и угроза жизни только из-за того, что этот человек не такой, как все… Короче, Вы меня понимаете… И всё это очень гротескно будет на фоне лагерных, так сказать, декораций, на ограниченном пространстве неволи…

Калинину даже показалось, что в такт своей песне человек, что сидит напротив, ритмично головой и верхней частью туловища покачивает. И уже, будто, не поёт он вовсе, а заклинает что-то или какой-то обряд незнакомый и недобрый совершает. Только опять промолчал Калинин. Уже не по той причине, что сказать ему было совершенно нечего: горло свело, будто кто-то железной рукой за кадык схватил. Не то, что говорить, даже дышать трудно стало.

Трудно дышать было, только дышать и не хотелось, потом об этом уже и не вспоминалось, словно вовсе в этом всякая необходимость отпала. Куда важнее было сейчас внимательнее рассмотреть телефонный аппарат, что на столе у генерального директора стоял. Немного старомодный, красной пластмассы, большой и тяжёлый телефонный аппарат. Тяжёлый — вот самое главное! Потому что очень хотелось Сергею Дмитриевичу эту пластмассовую штуковину, будто специально для тяжести железяками начинённую, опустить на голову человека, что сидел напротив и говорил вещи, для него самого совершенно естественные и правильные, а для него, Калинина, совсем наоборот.

Уже очень конкретно прикидывал Сергей Дмитриевич, как реализовать задуманное. Ясно представлял, что удобнее всего подняться ему со своего места, взять двумя руками эту красную штуковину, поднять повыше и со всего маху опустить на голову Михаила Григорьевича. Вот только, хватит ли у аппарата провода, чтобы получилось поднять его высоко над головой? Или: вдруг, пока будет Калинин подниматься, пока будет аппарат над головой вздымать, умудрится его ненавистный собеседник под стол юркнуть или просто в сторону отпрыгнуть. Может быть, проще, не поднимаясь с места, схватить тот же самый аппарат одной рукой и по наименьшей траектории двинуть генерального директора в висок. Не получится особого размаха, зато очень резко и быстро получится, и вряд ли эта гадина отскочить успеет. Жаль только, что углы у аппарата закруглённые. Но и тут опасение мелькнуло: не подведёт ли, не дрогнет рука с тяжестью на весу…

Пока Сергей Дмитриевич одной частью сознания подобные сценарии прикидывал, другая половинка этого сознания не дремала, а свою работу честно делала. Итогом такой работы жесткая команда была: «Отбой! Никаких резких движений, про аппарат забыть вовсе, стоит себе на столе и пусть стоит, ещё не хватало ему в вещдок превращаться… В противном случае в сухом остатке — возможно, и не 105-я, но уж 111-я — верная, к тому же по верхнему максимуму, потому как он — уже судимый по тяжкой, а терпила из этого генерального директора, судя по всему, знатный, визг на всю страну обеспечен, и адвокаты найдутся, и поддержка во всех надзорных инстанциях, от которой у бывшего зека Калинина по итогам этой истории срока будет, как у дурака махорки…»

Только прежде чем команда «Отбой» мысли Калинина отстроила, эти самые мысли успели очень ясную картину нарисовать: как сползает со стула его теперешний собеседник, обхватив двумя руками голову, а голова эта, равно, как и держащие ей руки, — всё в красный цвет известно чем окрашены.