Александр Торик - Флавиан. Армагеддон

А наши, бедные духом, обезбоженные и расцерковлённые сограждане со своей богатой, плодородной «почвой» русской души, на которой посажены и выращены обильные сорняки себялюбия и самоутверждения, лишённые истинной радости и внутреннего мира, постоянно вынуждены доказывать самим себе и окружающим, что они «круты и свободны»…

Словно иллюстрация к батюшкиным словам, к стойке подошёл вальяжно-подвыпившей походкой мужик лет сорока с небольшим, в дорогом несколько мятом костюме со съехавшим набок розовым галстуком, держащий в руке дорожную сумку из крокодиловой кожи и несколько плотно наполненных пакетов из «дьюти-фри».

Тоном уездного князька он попытался на сильно ломаном английском выяснить что-то у стоявшей за стойкой сотрудницы аэропорта, но, видно, так и не вспомнив нужных ему слов, плюнул, махнул на неё рукой и, отойдя от стойки, приземлился в свободное кресло невдалеке от нас, зазвенев бутылочным звоном поставленных на пол пакетов и громко выматерившись.

— Говорил тебе, отче, пойдём в зал для бизнесклассников, у нас же билеты «бизнесовые». Там, я думаю, поспокойнее, опять же «шведский столик» должен присутствовать, а я от сэндвича с тунцом совсем бы не отказался…

— Да ладно, Лёша, потерпи немощи ближнего своего, — поймав мой осуждающий взгляд, отозвался Флавиан. — Если искушает, помолись за него тихонечко, вдруг твоя молитва станет той последней каплей, которая его к покаянию обратит?

— Что-то как-то непросто настроить себя на молитву за таких персонажей, — я не смог сдержать неодобрение во взгляде на «чиновника», как я про себя назвал мужика с розовым галстуком.

«Чиновник» тем временем, не заморачиваясь присутствием окружающих, достал из дьюти-фришного пакета плоскую бутылочку виски и, отработанным движением свернув ей крышку, сделал из неё несколько больших глотков.

— Непросто! — кивнул головой Флавиан. — Осудить проще, пожалеть важнее… Зато что труднее даётся, то дороже и стоит в очах Божьих, Лёша. А каждое наше молитвенное с Господом общение — неважно, о себе мы молимся или о ком-то другом — даёт нам благодать Духа Святого. И чем больше усилие в молитве, тем обильнее благодать — знаешь ведь сам!

— Знаю! — буркнул я, пристыженно опуская голову. — Знать — это одно, батюшка, уметь — другое, исполнять — третье…

Внезапно зазвучавший немецко-женский голос из динамиков объявил начало посадки на наш самолёт.

— Молодцы, парни! — подумал я про Семёновых сыновей, — не пожалели денег для батюшки на бизнес-класс! Всё-таки тяжко было бы ему с больными ногами и капризничающим сердцем стоять в этой очереди на посадку, да ещё в компании пьяно рвущегося без очереди «чиновника», голосящей и гогочущей группы «мажорной» молодёжи и увешанных бижутерией загорело-полуголых пляжниц, удушающих смесью парфюмерных запахов от вылитых на себя пробников в «дьюти-фри» всё живое в радиусе десятка метров.

Хотя вряд ли со мной согласилось бы большинство стоящих в очереди россиян, достаточно начитанных в печатных и электронных СМИ разухабистых баек про «богатющих» попов, «на бабушкины копейки» жирующих в мерседесах с золотыми «Брегетами» на всех конечностях, глядя на толстого отца-игумена, проходящего мимо них в бизнес-класс прихрамывающей походкой…

Пройдя первыми и найдя свои места — я у окошка, Флавиан, как всегда, чтобы легче было вставать, у прохода, — мы плюхнулись в комфортные широкие кресла и пристегнулись ремнями безопасности. Мимо нас, шумяще-толкающаяся, поползла вереница пассажиров эконом-класса, в большинстве своём недобрым взглядом посверкивающих на сражающегося с ремнём безопасности Флавиана.

— Ну что ты, батюшка, не послушал меня, надо было идти с бизнесклассниками! — я недовольно ворчал на своего пастыря и наставника. — Их последними отдельно запускают, без толкотни и разглядываний!

Чтобы отключиться от искушающих меня обстоятельств, я вытащил из сумки книжку своего любимого Исаака Сирина, после чтения которого на меня обычно снисходило состояние смиренного самоуничижения от осознания того, насколько далека от меня та духовно-небесная высота и святость, которой пронизаны все его творения. Осознавалось, какое же я…

— Лёш, смотри! И этот парень-десантник тоже здесь, — тихонько шепнул мне Флавиан, взглядом показав на расположившихся по диагонали от нас через проход «Квазимоду» с его неприметным спутником, усевшимся у окна и, полуприкрывши лицо воротником, задремавшим. — Где же всё-таки я его видел?…