Александр Торик - Флавиан. Армагеддон

Мужчина был явно болен чем-то вроде олигофрении — бессмысленный взгляд, скованные движения, приоткрытый рот с периодически капающей из него на куртку слюной — вероятно, его слабоумие было врождённым, судя по характерным для таких патологий чертам лица — Дмитрий Илларионович в своё время достаточно просветил меня в плане психиатрического ликбеза.

Слюнявый рот больного улыбался — видно, задорные танцевальные мелодии отзывались в его слабом сознании какими-то положительными эмоциями, а присутствие рядом державшей его за руки матери, поддерживавшей его в младенческом топтании с ножки на ножку, придавало ему ощущения защищённости и уверенности.

А сама мать…

Как она на него смотрела! Какой дивный свет беззаветной любви освещал её исстрадавшееся морщинистое лицо! Сколько же ей пришлось пережить со своим ненаглядным больным мальчиком за все его — похоже, чудом прожитые — пятьдесят с чем-нибудь лет!

Сколько в лице этой простоватой итальянской старушки отражалось материнской любви и страдания, сколько боли от осознания скорого с ним расставания в этой земной жизни, расставания с ясным представлением той участи, которая ожидает её дорогого сыночка после её кончины!

Сколько скорбной покорности и трепетной ненасытимости было в её взгляде, жадно вбирающем в себя каждое движение детски улыбающегося глуповато-прищуренного лица стареющего больного ребёнка, словно она надеялась этим взором вместить его в свою память, в сердце, в свою материнскую утробу, выхватить, забрать его из этого беспощадного к беззащитным мира, унести его в себе в Вечность, чтобы там вновь родить его радостным, здоровым и красивым!

Таким, какими там рождаются из мучилищного чрева земной жизни все вместившие в себя Семя Жизни Вечной — Любовь…

В провинциальном итальянском городке-водолечебнице Фьюджи мы с батюшкой оказались самым непостижимым образом.

Началось всё так: в то время как Флавиан приходил в себя в реанимации после инсульта, в нашей епархии скончался архиерей, старенький, прошедший сталинские лагеря, необыкновенно добрый и мудрый архиепископ Мелетий.

Отслужив, как у него было заведено, ежедневную Божественную Литургию иерейским чином в своём маленьком домовом храме в епархиальном управлении, вдвоём с келейницей, ещё более древней, чем он сам, схимонахиней Пафнутией, исполнявшей обязанности сразу и чтеца, и певца, и алтарника на этих келейных богослужениях, Владыка причастился сам, причастил схимонахиню и, не разоблачаясь, присел на табуреточку у окна выслушать благодарственные молитвы.

Выслушав все, сказал последний положенный священнический возглас «Молитвами Святых Отец наших…», осенил себя крестным знамением, вздохнул и умер — тихо так, просто, как и жил все двадцать четыре года своего архиерейского служения в этом городе.

Мать Пафнутия дождалась погребения Владыки, на которое съехалось множество седобородых владык и митрофорных протоиереев — все рукоположенные некогда в сан покойным архипастырем, — посидела в дальнем уголке трапезной у краешка стола на поминках, взяла свой маленький раскладной стульчик с многажды заплатанным брезентовым сиденьем и ушла молиться на свежую Владыкину могилку.

Там её утром и обнаружили сидящей на том самом стульчике с чётками в руке, склонившуюся в колени согбенной головой в застиранном схимническом кукуле, уже остывшую. По благословению нового архиерея, положили её рядом с новопреставленным Владыкой Мелетием, которому она прослужила в келейницах более сорока лет, насколько более — никто уже и не помнил.

Из найденных в её шкафчике документов обнаружилось, что в миру она была урождённой баронессой фон Р-ке, дочерью русского генерала — героя Первой мировой войны, девицей.

Новым епархиальным архиереем был назначен бывший однокурсник и приятель Флавиана по семинарии, из овдовевших священников, большой любитель Афона и пеших по нему прогулок с рюкзаком на спине и фотоаппаратом на шее, всегда идущий впереди пары едва успевающих за ним (налегке) семинаристов-иподиаконов. Именно таким он и запомнился мне после встречи с ним на тропинке между Ивироном и кельей старца Паисия «Панагуда».

Мы с Флавианом спускались под гору вниз, намереваясь от Панагуды пройти дальше вниз до Ивирона, а Владыка с тащившимися за ним двумя взмыленными парнями в мокрых от пота подрясниках, напротив, поднимался от Ивирона вверх в сторону Карей.