Саша Саин - Испытания сионского мудреца

«Думаешь, ты правильно сделал?» — спросила жена. — «Понимаешь, в тот момент она была для меня пациентка, автоматизм сработал! Ведь не мог я ей подсказать, как неправильно действовать!».

«Алле, Мина, заскочу, что вы делали у Кокиш?». — «О работе беседовали». — «Скажу вам по секрету, я была при её разговоре с Клизман. Кокиш сказала, как и Клизман тоже, что будет хорошо, когда придёт этот, ну, как его вы обозвали — педераст. Они его берут для конкуренции с вами». — «Так вы мне об этом уже говорили». — «Да, но это было раньше! А вчера я услышала от них ещё раз после их конференции со Шнауцером! Кокиш плакала, он её и Бомбаха обругал последними словами! Она после этого советовалась со мной и Клизман: “Что делать?”». — «Ну и что вы посоветовали?». — «И я, и Клизман в один голос сказали: “Плюнь ты на него, этого облезлого красавца! И не имей с ним никакой любви! Что за любовь-морковь такая?!” Надо только работать! Скажи ему: “Никакой больше любви, только работа!”». — «Ну, а она?». — «Ей сразу стало как-то легче, перестала плакать, и тогда и состоялся разговор о вас, о конкуренции вам со стороны доктора! Как его… забыла…. Ах да, правильно, доктора Шибли! Ладно, побегу, потом заскочу! Узнбю, где этот чёрненький! Поговорю о нём с Кокиш! Пока, спасибо за поддержку».

«Ну что?» — посмотрела на меня скептически жена. «Не переживай! — успокоил я её. — Во-первых, это не последнее “землетрясение” для Кокиш! Во-вторых, сваливая эти две кучи в одну, я делаю хорошее дело для других! Лучше одна большая куча, чем много везде поменьше! Пусть нюхают друг друга! — произнёс я со злостью и, успокоившись, добавил: — Ведь и больные наши не ангелы, а многие с нацистским прошлым! Но мы ведь не советуем им намеренно плохо, когда обращаются за помощью! У нас реакция врачей — помочь! Иначе невозможно было бы работать! А она, как я уже сказал, была в тот момент для меня пациенткой».

«Шнауцер здесь», — объявила через два часа жена, выйдя за кофе и наткнувшись на Шнауцера. — «Ну и что?». — «Они оба счастливые, он и Кокиш, вышли из столовой. Кокиш бросилась мне дверь открывать, а Шнауцер театрально поклонился в пояс и подержал дверь, пока я пройду». — «Знай наших!» — сказала бы Мина. «Кокиш и Шнауцер оба пьяные! Шатаются по клинике, как угорелые, все больные от них шарахаются», — сообщила жена, выйдя в очередной раз в сестринскую за историей болезни. «Ну ясно, празднуют слияние душ», — пояснил я.

«Абаев ломится в дверь, несмотря на табличку “не мешать”», — объявила жена. — «Впусти, что он хочет?». — «Не знаю». — «Что мне делать, уже всё надоело. Мина Барсук меня опять вызвала и потребовала убрать с двери табличку, что я врач общего профиля». — «А кто её повесил?». — «Ну, конечно, не я — регистратура, Шнауцер дал им указание». — «Ну и пошлите её к Шнауцеру!».

«Доктор, огромное спасибо! — ввалилась в кабинет Кокиш, не обращая внимания на Абаева. И, обняв меня, прошептала на ухо: — Такой совет вы мне дали, который мне так сразу помог, мне ещё никто не давал! Спасибо, доктор! Я остаюсь, и буду маркетингом заниматься, ну и его заместителем остаюсь! Будем теперь отделение для русских пациентов создавать! Мы приняли ещё одного русского психолога на работу! Он из Казахстана — Aussiedler (переселенец), его фамилия Балдус, не слышали?». — «Нет, я ведь из Питера». «А вы знаете ещё других русских врачей? Мы их всех возьмём!» — только сейчас, Кокиш заметила Абаева. «Да! Да! Знаем! И очень выдающуюся личность — профессора, доктора медицины! — обрадовался Абаев. — Он тоже из Казахстана, только настоящий русский, его фамилия Сукау! Слышали?» — спросил у меня Абаев. — «Нет, я ведь из Питера». — «Он может даже возглавить русское отделение!» — отдал ему тут же пост Дадаш Абаев. «Отлично!» — обрадовалась Кокиш. «Я вас могу с ним познакомить!» — предложил ей Абаев. «Отлично!» — ещё больше обрадовалась Кокиш. «Поговорю с ним, думаю, через пару дней согласится!» — заверил Абаев. «Он что, не работает?» — спросила жена. «Где-то работает, по-моему, — промямлил Дадаш, — в каком-то центре. Но он хочет врачом-профессором работать! Он же врач! Профессор!».

«Это имеет большое значение! Будет русский начальник у вас! — пообещала мне Кокиш на следующий день, протянув документы профессора Сукау: — Доктор, посмотрите! Вот Абаев принёс его документы!».

На меня смотрел с фотографии очень важный с бородкой лопаточной формы, в очках — пятидесятивосьмилетний «инспектор отдела кадров ГУЗЛа», который категорически отказался взять меня в Ленинграде на работу, в качестве участкого врача, в 1985 году! Не он, конечно, но или его двойник, или из того же яичка — однояйцовый брат-близнец! Под фамилией Сукау стояло: урожденный Тарабаров.