Юрий Вяземский - Бесов нос. Волки Одина [litres]

– Проверяю тебя… Вон, видел? Парень высунулся из-за сторожки и тут же спрятался.

– Видел какое-то движение… Но это, наверное, тоже туман.

– Не надо, Аркадич! Туман – над озером. И сейчас далеко от берега. На кой ляд ему быть у нас во дворе?

– А что это пенится и клубится?

– Это хапу. Вы их называете призраками… Ты в них веришь?

– Верю… Это остатки душ. И некоторые люди, особенно больные, их видят. Но я их пока не видел.

– И во сне не видел?

– Я про явь говорю… Во сне я многое видел… Вы мне что-то, наверное, подлили в пиво?

– Нормальное было пиво… А вот чай в бане был непростой, – признался Петрович и продолжал:

– Тут раньше кладбище было. Очень старое. Когда на его месте построили клуб, стали заявляться призраки. Они отсюда шастали на новое кладбище, а потом возвращались.

– Что значит «чай непростой»?

– Местные с самого начала клуб невзлюбили, – продолжал Драйвер. – Но когда один из них решил ночью сжечь базу, его призрак напугал. Другой в призрака не поверил и ночью пошел поджигать. Утром его нашли мертвым.

– Вы только меня напоили этим чаем? – спрашивал Митя.

– Я потому тебе, Аркадич, это рассказываю, что парень, который выглядывал из-за сторожки, как раз и есть тот, которого якобы молния убила.

– Зря вы меня пугаете. Я уже давно ничего не боюсь.

– Я не пугаю. Я, это самое, удивляюсь… Странно, что тебе заявляются только хапу. Мы их называем «шатунами». Они на этой стороне шатаются. Поэтому им все равно – открыта Граница или закрыта… На кой ляд они тебе?.. А настоящих вака ты только слышишь, но не видишь.

– Кто такие вака ?

– Не знаю, как перевести. Они переходят через Границу, когда она открывается… И ты о них постоянно думаешь.

Митя хотел что-то сказать, но закашлялся.

– Пойдем в дом. Раз ты видишь туман, тебе может быть сыро, – сказал Драйвер и повлек Сокольцева в дом.

В зале Драйвер спросил:

– Ты и меня не признал, Аркадич?

Митя принялся ощупывать взглядом лицо Петровича.

– Не сразу. Когда во время рыбалки заговорили о богах, я подумал: вы шутите. Когда стали предсказывать, на какую удочку клюнет, я решил: ну, всякие люди бывают на свете… Но у Рисунка я догадался: это – метка… Я только не понял: для кого.

– Для всех. Но только ты, Аркадич, догадался, что это ыыпу, – сказал Драйвер. И Мите показалось, что зрачки у Петровича стали расширяться, вытесняя желтую радужную оболочку.

– И вы тоже поняли, – тихо произнес Митя.

– Я заранее знал. Я – усепп. Перевозчик я.

Глаза у Петровича теперь состояли из одних зрачков и белков.

– Вы мне расскажете о Границе? – почти прошептал Митя и отвернулся от карела.

– Расскажу, когда ты перестанешь мне выкать.

– Я со всеми так разговариваю.

– Со мной ты тогда был на «ты».

– Я, наверное, со всеми так разговаривал… тогда…

– Хювэ юотэ, – сказал Петрович.

– Не понимаю, – сказал Митя.

– Я говорю: «спокойной ночи», Аркадич, – пояснил Драйвер, часто захлопал белесыми ресницами и растянул в улыбке безгубый рот. Глаза у него снова стали обыкновенными и уже не желтыми – зеленоватыми.

Конец первой части