Юрий Ситников - Если у вас нет собаки…

В коридоре появился Денис Евгеньевич, Друж потянулся к нему.

— Ну как ты, дружище?

Друж ткнулся носом в ладонь хозяина и чуть не завыл от обиды. Хозяин тоже был обезличен.

Каждая вещь в квартире имела свой собственный индивидуальный запах; для собаки это своеобразная дискета, которую она считывала и запоминала. Для любой собаки мир — это в первую очередь многообразие запахов. Окружающие реалии воспринимаются сперва как поток запахов; визуальное восприятие наступает уже после считки необходимой информации, в избытке присутствующей повсюду: на земле, в воздухе, в воде.

…Первые несколько дней были мучением. Еще никогда Дружу не приходилось чувствовать себя столь беспомощным и бесполезным. Какой теперь прок от пса, если он лишился нюха; все — можно списывать со счетов, отправлять на пенсию за профнепригодностью. Нет нюха — нет жизни.

Друж захандрил. Просыпаясь утром, он уже не спешил, как раньше, на кухню, не склонялся над миской с водой, не хрустел вкусным кормом. Все потеряло смысл. Зачем торопиться завтракать, если вкус еды не почувствуешь? Хрустят себе на зубах безвкусные шарики и хрустят, а удовольствия-то нет. Зачем сидеть у плиты и, виляя хвостом, ждать, когда Мария Тихоновна положит в специальную тарелочку остывшие кусочки творожных сырников?

Ах, сырники! Ах, как он их любит… Вернее, любил. Не успевала Мария Тихоновна положить тарелочку рядом с миской — у Дружа слюнки текли. Сырник духмяный, аппетитный! Щелк пастью — нет сырника. Как же хорошо ему было, как вольготно и беззаботно жилось до трагедии…

Парадокс. О том, что ты был счастлив, как правило, узнаешь тогда, когда счастье прошло, закончилось, иссякло.

Новогодняя ночь жестоко обошлась с Дружем, теперь ему совершенно безразлично, чем его кормят хозяева, будь то корм, колбаска, сырники или кусочки мяса в нежном соусе, столь им любимые до праздничной ночи тридцать первого декабря и ставшие столь ненавистными последние несколько суток.

Вместе с нюхом Друж потерял самого себя, он стал уязвим, жалок, беззащитен. Не обращал внимания на Вильку, сторонился хозяев, во время прогулок испытывал невыносимую душевную боль. Подбегал к дереву, тыкался носом о ствол (машинально, повинуясь собачьим инстинктам) и ничего не чувствовал. Дерево есть, но оно обездушено. Непорядок. И что делать? Хозяин стоит в стороне, хмурится, сочувствует, но помочь не может.

По собачьим законам, если ствол дерева не пахнет, от него надо отбегать, искать другое, «пахучее» место. Так заложено природой, так было испокон веков, и вряд ли в ближайшее столетие что-либо изменится.

Друж бегал от дерева к дереву, нюхал «испорченным» носом шершавые стволы, злился на отсутствие нужных запахов. Когда плотным облаком находило разочарование и продолжать борьбу с неизбежными обстоятельствами становилось выше его сил, он сдавался: ненавидел свой нос, ненавидел весь мир, ставший за какие-то доли секунды чужим и грубым.

Денис Евгеньевич успокаивает, говорит, нюх вернется, мол, так даже врач сказал. А у самого глаза грустные-грустные, и вена на лбу пульсирует сильнее обычного. Лукавит хозяин, обманывает Дружа. Оно, конечно, понятно, хочет как лучше, но ведь Друж тоже не глуп, понимает: дело серьезное. Умереть не умрет, слава Богу, не бездомный пес (для тех-то потеря нюха — верная гибель), но жить как прежде уже не сможет.

…В конце недели Дружа осмотрел ветеринар. Опять сделал «больной» укол (дома колол сам Денис Евгеньевич, и с ним Друж не испытывал ни грамма беспокойства), ощупал заживший нос, намазал его липкой мазью и прикрепил ненавистную повязку.

— Жду вас через семь дней, — сказал на прощание врач, и после этих слов Друж поспешил пулей выскочить из кабинета.

Больница! Ужасное место!

В машине Друж зачихал от неприятного запаха мази. В носу щекотало, и каждый раз, когда он касался лапой свежей повязки, раздавался громкий собачий чих.

Мазь! Запах… Резкий запах! Друж аж подпрыгнул от неожиданности. Он чувствует запах мази! Не так отчетливо, как того бы хотелось, но все-таки чувствует.

Нюх возвращался. К концу второй недели Друж с аппетитом уплетал вкусные сырники Марии Тихоновны, с легкостью находил на улице деревья с «особым» запахом.

Друж выскочил из машины и подбежал к калитке. Денис Евгеньевич зацокал языком.

— Без лопаты мы с тобой не обойдемся. Намело-то как!

Друж посмотрел на хозяина, затем на заваленную снегом калитку и гавкнул. Точно, решил он, не обойдемся. Снега здесь — видимо-невидимо, настоящее снежное царство. И разбросаны по этому царству (к слову сказать, не такое уж оно и большое) около сотни домов, домиков и домишек. Справа — белое поле с торчащими из-под снега островками травы, слева — заледеневшая речка в обрамлении сухого камыша, а чуть поодаль — лес. Шумный и пульсировавший жизнью летом и, казалось, уснувший сейчас, в студеную февральскую пору.