Акош Кертес - Стеклянная клетка

Седьмой член своры, черный, двухгодовалый спаниель Джипси, присоединился к ним позже. Кашпарек вообще не хотел его брать: кобель был не из его дома; но хозяйка Джипси, немыслимо молодая учительница гимназии (Кашпарек поначалу принял ее за девчонку-старшеклассницу), как-то увидела его со всей сворой — и влюбилась в ту же минуту. Ну не в Кашпарека, разумеется, а в то зрелище, которое тот являл по утрам с шестью собаками: в левой руке поводки старушки Дези, которая беспокойства большого не причиняла, лишь тормозила немного движение, и близнецов-фокстерьеров, которые, наоборот, дружно, плечом к плечу, тянули Кашпарека за собой, как два паровоза; эти трое вместе представляли собой относительно устойчивое звено, старик управлялся с ними левой рукой, в правой же он вел Лохматку, которая тоже стремилась вперед, быстро-быстро перебирая ногами (Кашпареку иногда казалось, что у нее не четыре лапы, а восемь по крайней мере), и беспокойного Бруно; кобель скакал вперед и назад, взбрыкивал, будто выпущенный на луг жеребенок, кидался к Лохматке, обнюхивал ее, подталкивал носом, нежно покусывал в шею; однако Лохматка, будучи барышней строгой, знающей себе цену, отскакивала от назойливого кобеля, поджимала хвост, угрожающе скалила зубы, гавкала, порой даже молниеносно щелкала острыми молодыми зубами возле шеи Бруно; тот, ничуть не обиженный, прибегал обратно к Кашпареку, чтобы лизнуть ему руку: видишь, мол, какая милашка? Вижу, вижу, кивал Кашпарек и улыбался; Бруно же снова летел вперед, натягивал поводок, хрипел, задыхаясь, потому что на нем был ошейник-удавка, и с неослабевающей страстью продолжал атаку на пули. Словом, для Бруно с Лохматкой нужна была правая, более сильная и ловкая, рука, Кашпарек это уже хорошо усвоил; наконец, позади всех с мудрым, величественным видом вышагивал Нестор, не обращая на прочих внимания. «И чего ты нашел в ней», — спрашивал Кашпарек у Бруно; кобель замирал, вздернув брови, на морде его появлялись тревожные складки, но, естественно, возразить он не мог. Кашпарек громко смеялся. Конечно, весь секрет состоял в том, что пули была маленькой, черной, лохматой; кто-кто, а Кашпарек легко мог понять Бруно: в далекой, утонувшей во мраке лет молодости ему тоже нравились маленькие, пышноволосые и чернявые девки.

В это вот зрелище и влюбилась молоденькая учительница — и до тех пор умоляла Кашпарека, пока не уговорила его поступиться своим правилом брать собак лишь из тех домов, где он убирал мусор: девчонка-учительница смотрела на него такими дивными карими глазами, что он просто не смог устоять.

— И какая же у вас собака? — спросил он, сдаваясь.

— Спаниель, — объяснила ему учительница, — что означает: испанская собака, эта порода из Испании происходит. Зовут кобеля Джипси, потому что он черный, это слово английское, означает — цыган.

— Если пес испанский, почему его по-английски зовут? — спросил Кашпарек.

Учительница рассмеялась, карие глаза ее заблестели; да, логично, согласилась она.

Тайная надежда Кашпарека, что теперь ему не раз представится случай так же славно потолковать с красивой учительницей, не оправдалась: учительницу он не видел с тех пор, видел лишь ее угрюмую, с безобразно опухшими ногами мамашу, которая каждое утро в восемь десять передавала ему у подъезда собаку, а в девять там же получала обратно. Расплачивалась с ним тоже мамаша. Джипси, как новичка, в своре приняли неприветливо, особенно недовольны были Элек и Динго: они, собственно, на него налетели и при самой первой их встрече. Молодая учительница, не раз наблюдавшая уже, как старик со своими собаками шествовал к насыпи, однажды пошла за ними до пустыря и через некоторое время спустила своего спаниеля; Джипси бочком подобрался к собакам Кашпарека, обнюхал Лохматку, та, стремительно обернувшись, щелкнула на него зубами и убежала; но два фокстерьера, как два ревностных рыцаря, бросились на непрошеного ухажера и обратили его в бегство. Джипси помчался по кругу, Элек и Динго тесной парой — за ним. Спас положение Бруно: он подхватил какую-то палку и в надежде, что спаниель попытается ее у него отобрать, выскочил перед носом Джипси. Легавые — великолепные бегуны, ни одна собака не может догнать их; Бруно задирал голову с зажатой в зубах палкой, выворачивая ее назад, дразня собак, шея его изгибалась, как у породистого скакуна; так они и носились вокруг Кашпарека: впереди всех — Бруно, в желтых глазах которого пылал хмельной восторг стремительного движения, за ним — спаниель, словно преследуя Бруно (на самом же деле это за ним, беднягой, гнались Элек с Динго, близнецы-фокстерьеры); Дезике, трусливо моргая слезящимися глазами, следила за гонкой из обычного своего убежища — из-под передника Кашпарека; Лохматка, бегая наперерез внутри круга, кусала беднягу Джипси за ляжки, платя за симпатию черной неблагодарностью; только Нестор не принимал никакого участия в столпотворении, флегматично обнюхивая в сторонке какой-то камень. Кашпарек положил конец гонке, кликнув Бруно; тот, подбежав к нему, выронил палку, прыгнул на грудь старику и лизнул его в лицо (ну-ну, дурашка, ворчал Кашпарек, угомонись уже); это сбило с толку близнецов-фокстерьеров, и Джипси, воспользовавшись заминкой, улизнул к хозяйке. Учительница, взяв спаниеля на поводок, с почтительного расстояния следила, как Кашпарек справляется со своими собаками. Кашпарек, же, подняв вверх указательный палец, заставил Бруно сесть перед ним.