Акош Кертес - Стеклянная клетка

— Будь! — сказала Жужа. — А-ах! — Напиток обжег ей горло. — Что это ты принес?

— Кажется, бренди «Кабинет».

— Крепкая штука!.. Ну что ж, думай, дружок, если нравится. Додумай все до конца, и тогда поймешь, что никакой беды-то и нет.

— Ты, Жужа, славный человек, но мне кажется… беда есть, и немалая.

— Беда в том, что ты опять слишком расфилософствовался. Вот допьем, и езжай-ка домой, я вызову такси.

— Спасибо, я пойду пешком.

— Почему?

— У меня нет больше денег.

Жужа опустила руку в карман.

— Я дам тебе сотню.

— Это твои деньги, Жужа, и потом… я не поеду домой.

Рука Жужи замерла, так и оставшись в кармане. Она медленно подняла на мужа глаза. И́ван вскочил.

— Он позвонил ей! Я же сказал: он ей позвонит… Ведь звонил, паршивец несчастный?!

— Ибойе? Нет, не звонил. Даже в мыслях не было.

— Не ври!

Заправщик сгреб на груди двоюродного брата рубашку. Тот смотрел на него сверху вниз и видел, что на макушке у брата из-под редеющих волос просвечивает кожа. Заправщик выпятил грудь, стал на цыпочки, чтобы лица их оказались на одном уровне, — увы, напрасно. Младший брат, гибкий, мускулистый, элегантный, все равно высился над его головой.

— И́ван, да провались ты отсюда, видеть тебя не могу! — воскликнула Жужа.

— У меня больше прав быть здесь, чем у этого… этого… Если явится контролер, тебе не поздоровится!

Жужа брезгливо поморщилась. У нее не было настроения препираться.

— Выйдем на воздух! — сказала она мужу.

Они долго молча ходили взад-вперед по бетонной площадке. Светало. Жара спала, и с востока из-за домов появилась узкая серебристая полоска, пока еще совсем бледная, как будто предвещала восход луны. Но убывающий рожок луны висел на западном небосклоне, над горами. По проспекту в сторону депо прогромыхал служебный трамвай.

— Что тебе не так? — спросила Жужа.

— Пойми, Жужа, я ухожу. Ты сделала все… но я не могу жить с тобой. В этой теплице со всеми удобствами, которую ты выстроила вокруг меня, где ты управляешь даже моими мыслями, ставишь передо мною тарелку, подставляешь мне ночной горшок, подсовываешь мне женщин…

— Ну, это, пожалуй, преувеличение, — тихо вымолвила Жужа.

— Нет, не преувеличение. С Верой меня познакомила ты… потому что знала: она тебе не соперница… Я не могу так жить.

— Ах ты несчастный, да ведь, не подставь я тебе горшок, ты же обделаешься! Если на улице не оглянусь вместо тебя, ты попадешь под машину! У тебя есть все, ты можешь жить только своей работой, чего же тебе нужно?

Они остановились.

— Свободы, — сказал Шандор.

— Свободы?! О господи, романтический юнец! Ты же совсем как тот мальчишка, который бежит из дому, потому что ему велят в одиннадцать быть в постели, и поступает в Иностранный легион. Уж там-то он поймет, что такое свобода! Ты свободен, если у тебя есть деньги! Если можешь сесть в свою машину и через два часа быть там, где только пожелаешь! Свободен, если можешь расхохотаться своему начальнику в глаза, потому что не помрешь с голоду, если он тебя выставит! Свободен, если можешь взяться за ту работу, которая тебе по вкусу, если не нужно изо дня в день тянуть постылую лямку ради хлеба насущного и можно заниматься тем, что ты считаешь своим призванием… вот когда ты свободен!

— Ты только в деньги веришь? — внезапно спросил Шандор.

Жужа ответила не сразу. Медленно сделала шаг, другой, и они опять принялись ходить по бетонной площадке туда-сюда, от колонки к колонке.

— Это реальность, — проговорила она наконец. — Деньги — реальность. И это не вера. Это опыт.

— Жужа, твои деньги — это власть, а я не могу вынести твоей власти надо мной даже при том, что люблю тебя, а я тебя люблю, только это уже не имеет значения…

— Но до сих пор выносил ведь?!

— Да. Потому что иногда восставал и верил в то, что восстаю против тебя. Но сейчас я узнал, что и этими вспышками руководила ты, ты определяла их границы.

— На что ты будешь жить? — спросила Жужа.

— Почему ты так поступала? — в отчаянии воскликнул Шандор. — Зачем делилась мною? Зачем себя унижала?

— На что ты будешь жить? — повторила Жужа вопрос.

— И меня унижала… зачем?!

— Затем, что любила тебя. Ты об этом не думал?

— Нет, думал. И как раз поэтому не понимаю. Я, если кого-то люблю, не умею делиться им — ни с кем.

— Долго и я не могла… Ну да все равно. Я хотела сохранить тебя. Боялась, что придет срок, ты станешь знаменитостью, и тогда тебе мало будет моих… денег. Я хотела быть умной.