Доменико Старноне - Шутка

— По-настоящему. Давай: три, три, пять…

Он перебил меня:

— Я не умею звонить по-настоящему, дедушка.

Я ничего не понимал. Секунду помолчав, я спросил его:

— Ты не знаешь цифры?

— Только две: ноль и десять.

— Но ты же пользуешься пультом! Ты умеешь находить канал с мультиками, значит, умеешь и пользоваться телефоном!

— Я еще маленький, — произнес он, и мне показалось, что это обстоятельство причиняет ему боль. Но тут ничего нельзя было поделать, он и правда был маленький, его родители, сами будучи математиками, научили его множеству слов, а вот цифрам не научили. Когда надо было включить каналы, на которых показывали мультики, он делал это, полагаясь на зрительную память. Но с телефоном было иначе, он нажимал кнопки наугад. Он делал это и сейчас, чтобы успокоиться, потому что он волновался. Глядя на эти подпрыгивающие пальчики, я подумал, может, кто-нибудь случайно откликнется, и уже хотел крикнуть ему: перестань, прислушайся, вдруг тебе скажут «алло». Но только в этот момент я обратил внимание на то, что, когда он нажимает на кнопки, звука не слышно, что экран не светится. В общем, телефон был выключен.

— Марио, пожалуйста, поставь телефон на базу, — сказал я.

Возможно, из-за холода я нечетко произносил слова, возможно, мне в моей просьбе недоставало решимости, но только Марио не двинулся с места.

— Мы больше не играем? — спросил он, глядя на трубку.

— Нет.

— Потому что я не умею звонить по-настоящему?

— Нет, потому что телефон не работает.

— Когда телефон не работает, с ним все равно можно играть, мы с папой так делаем, просто ты не хочешь играть.

— Марио, не спорь, иди и поставь телефон на место.

Он встал, но оставил телефон на полу. И сказал:

— Это ты виноват, что он не работает, ты не поставил его на место. Мама говорит, ты думаешь только о себе.

— Ладно, только сделай, что я говорю.

— Нет, я пойду смотреть мультики.

И он вышел из гостиной, хотя я заорал ему вслед:

— Марио, вернись, ты должен помочь мне. Помогать мне — это тоже игра.

Прошла минута, две; я надеялся, что мальчик где-то спрятался и ждет, когда я опять его позову, что позволило бы ему со мной помириться. Я постучал по стеклу, позвал его, но на сей раз ласковым голосом: «Марио, иди сюда, я вспомнил одну чудесную игру!» Ответа не было. Я действительно придумал для него игру: найти и принести мне мобильник. С этим аппаратом все было бы проще. Я показал бы ему символ, обозначающий последний входящий звонок, и назвал имя его матери, он позвонил бы Бетте, а она позвонила бы Салли и отправила ее к нам. Но тут по квартире разнеслись неестественно писклявые и басистые голоса, он включил мультики на полную громкость. Я вопил во все горло: «Марио! Марио!» — но без толку; было ясно, что он не желает меня слушать. А с другой стороны, если бы даже он услышал, даже если бы он вернулся в гостиную, — где я оставил мобильник?

Мне пришлось напрячься, чтобы это вспомнить, а вспомнив, я не обрадовался. Мобильник был в нескольких метрах от меня, за двойной стеклянной дверью. Он был там, куда я его положил, — на самой верхней полке стеллажа, среди безделушек, которые принадлежали Бетте, когда она была маленькой. Я сделал так для того, чтобы Марио не смог до него добраться. Он и не сможет — даже если залезет на стул. Впрочем, какая разница, где лежит мобильник; я только что вспомнил, что последний раз заряжал его три дня назад, и сейчас он наверняка не работает, так же как и домашний телефон.

Что за глупая непредусмотрительность, я заботился только о второстепенном, а главное упустил из виду. Я все еще сидел на корточках, привалившись к двери, чтобы защититься от ветра, и не мог заставить себя сделать хоть шаг вперед. Я был как те люди, которые боятся летать и за все время полета не только не ходят в туалет, но даже не решаются положить ногу на ногу: им кажется, что, если они сдвинутся со своего места, самолет потеряет равновесие, перевернется и упадет. Однако мне следовало что-то предпринять: кричать, пытаться привлечь внимание соседей или прохожих. Но как это сделать? Я находился на седьмом этаже, в стороне от оживленной улицы, а шум транспорта заглушил бы мой крик. Если даже рев и писк мультяшных героев из включенного на полную громкость телевизора не привлек ничье внимание, так кто здесь расслышит мой осипший от холода голос? Хотя, подумал я со вздохом, на самом деле это только предлог, чтобы не звать на помощь. Мне было стыдно. Когда-то я мечтал возвыситься над средой, в которой вырос, выйти в большой мир и найти там себе место. И теперь, на склоне лет, когда пришло время подводить итоги, я не хотел выглядеть истеричным субъектом, зовущим на помощь с балкона дома, где провел детство и откуда сбежал, снедаемый амбициями. Мне было стыдно, что я оказался запертым на балконе, что я не сумел предотвратить это, мне было стыдно, что я утратил всегдашнее чувство самодостаточности, не позволявшее мне просить помощи у кого бы то ни было, мне было стыдно, что меня, старика, поймал в западню маленький мальчик.