Давид Сафир - Баллада о Максе и Амели [litres]

– Рана…

– Я и сама не знаю, кто я, – с отчаянием пролаяла я.

Инала, Айме, Фрейя, Рана или все-таки Орхидея?

– А я это знаю, – сказал Макс.

– Может, ты хочешь дать мне еще какое-то новое имя?

Я произнесла эта слова срывающимся голосом.

– Нет, этого я делать не хочу.

– Не хочешь?

– Нет. Я ведь знаю, кто ты.

А я вот этого не знала.

– Ты – самка, которую я люблю.

От Макса теперь запахло жизнью. Запахло так сильно, что этот запах оттеснил запах волков, хотя те всей стаей стояли вокруг нас, завороженно наблюдая за происходящим. Глаза Макса поблескивали подобно морю, на поверхности которого танцуют солнечные лучи. Но я… я не могла больше выносить его любовь, потому что уж слишком сильно боялась ее потерять. Какая польза от любви, если она вызывает такой большой страх?

– Лжец!

– Я тебе не лгу.

– Ты любишь меня не так, как в предыдущие жизни!

– Если ты так говоришь, значит, ты меня не знаешь.

– Беги к своей девчонке!

– Что?

– Беги к своей девчонке. Ты же хочешь снова оказаться возле нее.

– Только вместе с тобой. Только вместе с тобой.

– Я остаюсь здесь!

– Да-да, оставайся с нами, маленькая собака-мать, – вмешался в разговор Пятно.

– Рана, мы принадлежим друг другу.

Теперь уже Макс проигнорировал вожака так, как игнорируют муху.

– Нет, мое место – здесь, – возразила я. – Так сказала мне Синее Перышко: «Твое место – среди волков».

– Мы любим друг друга.

– Я тебя не люблю, – соврала я, чтобы отогнать его от себя.

– Ты всего лишь боишься смерти.

Он вообще-то хорошо меня знал, мой Макс.

– Я тебя не люблю! – повторила я.

– Ты не должна бояться смерти. Я – рядом с тобой.

– Но не навсегда!

Я укусила его за ногу, чтобы отогнать от себя прочь.

Он даже не взвыл от боли.

Я укусила его снова. Укусила сильнее, вонзила зубы глубже. Его кровь у меня на языке показалась мне металлической на вкус.

Макс продолжал стоять возле меня, молча терпя боль. Мне пришлось укусить его еще сильнее, чтобы он наконец-таки отошел.

– Ты не можешь подарить мне детенышей!

Волки с довольным видом замахали хвостами.

Макс ничего не сказал мне в ответ.

– Ты – жалкий калека!

Волки замахали хвостами еще сильнее. Пятно даже зафыркал от радости.

Макс продолжал молчать.

Пятно встал перед ним:

– Ты слышал, что она сказала, калека!

С этим волком Макс никогда бы не справился. Кроме того, рядом стояли еще пять волков, которые уже начали скрести лапами о землю и громко рычать. Особенно Белый Хвост. Макс, тем не менее, продолжал игнорировать вожака стаи.

– Проваливай отсюда, – сказал Пятно. – Пока я не перегрыз тебе горло.

Тут я испугалась, что Макса сейчас прикончат прямо на моих глазах. Но я молчала. Макс понял, что я всем своим существом желаю, чтобы он ушел.

– Ну, если ты так хочешь… – промямлил он.

– Да, я так хочу… – сказала я дрожащим голосом.

– Но я буду идти медленно, чтобы ты могла меня догнать.

– Я вслед за тобой не пойду.

– Но я все равно буду идти медленно.

Он отвернулся от меня и пошел прочь. Я не стала смотреть ему вслед, а начала вовсю обнюхивать ствол дерева, влажная древесина которого возвещала о приближении зимы, и снова размышлять о пустыне. Если бы Инала не любила своего Дьялу, то ей – и мне – никогда не пришлось бы так сильно страдать.

Волки каждый день брали меня с собой на охоту. На пятый день, подойдя к поляне, залитой золотистым светом осеннего солнца, мы обнаружили на ней оленя, который был столь великолепен, что я впервые отвлеклась от своих мыслей о Максе, отсутствие которого сейчас угнетало меня так же сильно, как раньше пугало его присутствие.

Олень был удивительно красивым, и я всерьез задалась вопросом, почему в мире господствуют люди, а не олени. После того как мы убили этого оленя и насытились его плотью, Пятно – как и в любой другой день – стал рассказывать истории о древних временах. Особенно увлеченно он всегда рассказывал о первенцах волка-отца и собаки-матери – первенцах, которые образовали семейную пару.

Пятно перестал рассказывать, лишь когда солнце уже стало заходить за горизонт и мы нашли себе место для ночлега под выступом скалы. Когда вожак пошел к какому-то дереву, чтобы возле него облегчиться, Белый Хвост сказал мне:

– Он любит старинные истории. Но я сочиню новые.

Его дыхание при этом прямо-таки ударило мне в мордочку своим резким запахом. Никто из сородичей Пятна не одобрял его решения принять меня в их свору, а особенно Ненависть, которой оставалось лишь горевать по поводу того, что она не была его избранницей.