– Голубушка, – сказал он томно, – ну откуда же вам знать, что это за материалы такие! Ведь вы, я чай, не морской офицер и не гидрограф. Где же вам судить об их ценности?.. А капитан ведь мог и подшутить над вами… Как хотите, а я не повезу этих бумаг. Ну посудите сами: как я буду выглядеть! Да и потом где мне знать: может быть, вы сами всё это написали… Везите, если желаете, конечно, в Гидрографическое управление и объясняйте всё там… Да, и ещё раз: не советую вам рассчитывать на комитет. Денег у комитета нет.
Они утащили шкуры, секстан, хронограф… А нам оставили архив “Княгини Ольги”. На следующий день после посещения комитетчиков мы повезли архив в Петроград. Был уже август. Над Архангельском висело холщовое с прорехами небо, откуда проглядывала бледная голубизна. Пур-Наволок под грозными взглядами бронзового Петра щетинился мачтами. На улицах пахло рыбой и водорослями. С моря дул ветер и приносил влажную пыль, оседавшую на губах солью. Вот и мы были похожи на влажную солёную пыль, носимую неведомым ветром по всему свету.
На другой же день по прибытии в Петроград мы принесли наш архив в Главное гидрографическое управление. Выглядели мы, должно быть, нелепо и дико и напоминали каких-то ходоков, потому что первый же встретившийся нам офицер в белом кителе с золотыми погонами остановился и громко спросил:
– Это что ещё такое?.. Делегаты от самоедов?.. Что вам угодно, господа?..
К нашему ужасу, вокруг стали собираться другие офицеры, разглядывавшие нас с любопытством, словно заморские диковины. Наверное, за время плавания и ледового похода я просто отвыкла от людей, потому что, глядя на все эти любопытные лица, просто потеряла дар речи. Шадрин тоже помалкивал да покряхтывал, но потом вдруг забормотал:
– Ваши благородия… мы ведь… с Архангельска мы… Участники… экспедиции…
Лучше бы он этого не говорил.
– Какой ещё экспедиции? – спросил тот самый офицер, первым обративший на нас внимание. – Экспедиции рыбных обозов?
Вокруг уже начинали смеяться.
– Не извольте беспокоиться, – ляпнул несчастный Шадрин. – Экспедиции капитана Дубровина…
– Да я, любезный, и не беспокоюсь, – громко и задорно проговорил наш собеседник, подбадриваемый смешками своих товарищей. – Только… виноват… Кем же вы там служили, позвольте поинтересоваться?
Но не успел Шадрин и рта раскрыть, как офицер уже сам ответил на свой вопрос.
– Ах, да! Господа, господа!.. Да ведь это, – он небрежно указал на меня рукой, – та самая особа. Наш капитан Дубровин был так любезен, что позволил своему штурману взять в плавание свою… невесту!
Тут уж раздался просто оглушительный хохот.
– Так сказать, семейное предприятие…
Я не знала, куда деться. Ещё немного, и я разрыдалась бы и убежала. Но вдруг Шадрин, словно взял себя в руки и, уже не запинаясь, твёрдо и громко произнёс:
– Стыдно, ваше благородие…
Вокруг опять засмеялись.
– Стыдно? – удивился офицер. – А ты, братец, не иначе как верный оруженосец… или как там у вас на “Княгине Ольге”?
– Вот это так, – ответил Шадрин. – Надо мной и потешайтесь, коли пришла охота. А барышню не трогайте…
Не знаю, чем бы всё это закончилось, только вдруг из-за их спин раздался спокойный, но властный и громкий голос:
– Что здесь происходит, господа?
Собравшиеся расступились и пропустили вперёд высокого, худощавого и мрачного человека с вытянутым лицом и колючим взглядом. Он подошёл и, быстро оглядев нас, ещё раз спросил:
– Что здесь происходит?
– Изволите видеть, ваше высокоблагородие, – начал Шадрин, вытянувшийся во фрунт. Но подошедший поправил его:
– Ваше высокопревосходительство…
– Виноват, ваше высокопревосходительство… Двое участников экспедиции капитана Дубровина доставили научный материал.
Подошедший человек оглядел нас, усмехнулся едва заметно и сказал:
– Идите за мной.
Больше никто не смеялся, и мы бросились за нашим спасителем. Он привёл нас в кабинет, где уселся за широкий письменный стол, помолчал, разглядывая нас, и сказал наконец:
– Придвиньте стулья и садитесь. Что у вас?
Мы тоже уселись. Я видела, что Шадрин робеет не меньше моего. Поймав на себе мой взгляд, он кивнул, и я, растолковав это как приглашение говорить, сказала:
– Видите ли, когда мы прибыли в Архангельск, у нас были шкуры, инструменты, бумаги…
– Шкуры меня не интересуют, – сухо заметил наш собеседник.
– Да, да… конечно, – ответила я, сжимаясь. – Тем более шкуры и инструменты уже забрали представители комитета… Но у нас большой спасённый научный материал. Это самые разные наблюдения, сделанные почти за два года, за всё время плавания… Биологические, геологические, метеорологические наблюдения… Капитан Дубровин говорил, что это имеет большую ценность… Вернее, совсем не имеет цены…
Читать дальше