Алан Черчесов - Венок на могилу ветра

Сперва была голая ночь, звезды и стекающая в нее звоном луна, потом — тростниковая хижина с набухавшими влагою матами (они дышали под ними тихой мечтой уплыть отсюда навсегда, в вечную теплую ночь), потом были кабаньи шкуры и дом, и пришелец, и настойчивая, бессонная тревога, потом был дом для чужака, потом наконец все должно было сделаться хорошо, но тут обрушился снег. Обрушился снег, и явилась зима, а в ней, женщине, тупо забилась комком слепая хворь, и было это очень, очень, очень, очень плохо. Было это хуже, чем прежде, потому что тогда она еще могла надеяться, что причина сокрыта не в ней, а вовне. Теперь ей стало ясно, что все остальное тут ни при чем, а есть только собственный ее порочный изъян, разъятость нутра где-то в самой его глубине, в сокровенности чрева, в том средоточии плоти и души, где по-прежнему живо прошлое. И отныне ее ждала длинная, снежная, белая и пустая зима, сманившая зачем-то ее тень и готовая погрести под собой остатки их первого года у реки давних проклятий. Года, так и не сделавшего ее ни матерью, ни настоящей женой, а целиком ушедшего на то, чтобы учиться жить в соседстве со склепами у призрачной границы времени, отмечающей то ли исток его, то ли последний разлив — то ли волну, то ли пену. «А по весне что-то случится, — вдруг подумала она. — Пройдет зима, и с нами что-то произойдет, я это слышу. И тогда уже начнется что-то другое, только что — я не знаю».

— Дай чего-нибудь псу, — позвал чужак, повернув к ней свой профиль, — Женщина, покорми и собаку.

Не успела она дойти до кладовой, как дверь распахнулась и в хадзар вошли двое друзей. Хамыц держал в руках большой, с человечью голову, кусок зернистого серого льда. Совсем мокрый, посиневший от холода, он радостно улыбнулся ей с порога. Тотраз встал у него за спиной и, поочередно прислонив к стене блестящий заступ и топор, снова выпрямился, потом, пошатываясь от усталости, спросил, обращаясь к чужаку — так, будто продолжал только что прерванный разговор:

— А как ты назовешь вот это?

Тот изумленно оглядел его с ног до головы, но, так и не обнаружив смысла в его вопросе, предпочел смолчать. Хамыц по-прежнему стоял и улыбался, не выпуская из рук своей ноши.

— Как ты назовешь то, что мы вдвоем нашли сейчас в снегу, хотя совсем того и не искали, хм? — настаивал Тотраз, а глаза его победно горели. — Как ты назовешь такое совпадение: двое мужчин копаются в снегу, чтобы разгрести завалы рухнувшего в ночь навеса, и каждый из них вдруг находит что-то такое, чего здесь не было ни прошлым летом, ни ушедшей осенью? Чтобы было легче, начни с того, что у него в руках. Ну, как ты это назовешь?

— Может, поближе поднести? — спросил Хамыц и, сверкнув зубами, весело подмигнул другу.

— Не стоит, — сказал Тотраз и сел у очага напротив Ацама-за. — Он у нас и без того все знает. Это для него не загадка, а — тьфу! Я прав?

Чужак кивнул и отвернулся от Хамыца. Теперь он снова глядел на огонь.

— Соль, — сказал он. — А вот что накопал под снегом второй — мне неведомо.

— Ты смотри! — почти восторженно вскричал Тотраз. Хамыц бережно положил свою ношу на перевернутый жбан у стены.

— Заступом вырубил из стены, вместе со снегом, — пояснил он и сел рядом с псом. — Должно быть, здесь погреб когда-то держали. А я расколол лед и думаю: что за камень чудной? Вроде как горный хрусталь, только почему здесь, одиноким куском валяется, и где, думаю, та скала, что его отпустила? А потом подышал на него, отогрел, он и закрошился краем, я языком лизнул — соль!

Он засмеялся и потрепал по холке пса, тот неохотно зарычал и чуть отполз в сторонку. «Чему радуется? — думала женщина. — Если тут был их погреб, значит, был тут их дом. Вот тебе и тень! Вон она откуда!» Ее охватило какое-то мстительное, радостное отчаяние оттого, что беда вдруг вернулась извне, и стало быть, хворь в ее чреве была лишь этой беды предчувствием. Или предчувствием памяти о чьей-то давней беде.

— Навряд ли, — сказал чужак. — Нет. Ее бы давно размыло водой, коли размыло сам погреб. Только река сюда не добиралась.

— Стало быть?.. — не отступался Тотраз.

— Случай, — невозмутимо ответил чужак.

— Ну что я тебе говорил! — всплеснул руками Тотраз. Лицо его светилось азартом игрока, прячущего за спиной выигрышную карту. — Разве я в чем ошибся? Все ему нипочем! Упади ему за шиворот звезда, он только поежится да отряхнется, а после скажет тебе, что то лишь случайность, рассеянность неба, ну или там — раззявость богов… Ничем его не проймешь! Твой черед. Пробуй ты.