Тадеуш Бреза - Валтасаров пир. Лабиринт

— То есть?

— Епископ не жаловался нам на вашего отца. Ваш отец не жаловался нам на своего епископа. Мы можем только быть благодарны им за такую сдержанность и доказать нашу благодарность тем, что сами не станем преувеличивать значения конфликта. Но вследствие этого, разумеется, с точки зрения процедуры, вопрос становится довольно сложным. Мне кажется, что есть только один выход из положения: надо направить из Рима в торуньскую курию какое-нибудь дело с пометкой, что адвокат, ведущий процесс, назвал в качестве своего тамошнего представителя вашего отца.

Я ничего не понял, хотя имел некоторое представление о церковном праве и ведении процесса.

— Порядок довольно обычный. Предположим, что в Риме ведется какой-то процесс. Бракоразводный или любой другой. И, к примеру, оказывается, что кого-то из свидетелей нужно допросить на месте, а именно в Торуни. Адвокат, который ведет процесс, является к нам, в наш трибунал, просит, чтобы мы дали соответствующее распоряжение курии, и одновременно сообщает, кого на территории данной епархии он избрал в качестве своего представителя. Мы даем распоряжение. Местного адвоката вызывают, и он вступает в свои права. Будем надеяться, что, один раз преодолев трудности, в дальнейшем уже…

При мысли о том, что возможно нечто подобное, при мысли о том, как жестоко страдает отец, я вскочил со стула и принялся бессвязно благодарить. Я благодарил тем горячее, что поначалу несправедливо судил о монсиньоре Риго, и теперь корил себя за это. Правда, конфликт между моим отцом и епископом он рассматривал только с юридической стороны. Для того чтобы найти выход из тупика, он тоже обращался только к правилам и процедуре. Но он умно и по-человечески был чувствителен к оттенкам моего дела.

— Сядьте же, молодой человек! — произнес он наконец, скорей приглядываясь ко мне, чем прислушиваясь к моим словам, да и то в некотором роде удивленно, даже разочарованно. — Я не оказываю вам никаких благодеяний, а просто информирую вас.

Я задумался и стал рассуждать вслух:

— Но вот какое дело можно было бы передать в Торунь? И кто? И чье?

— Что-нибудь, наверное, найдется. У вашего отца есть в адвокатских кругах верные друзья, не правда ли? Впрочем, это уже полностью переходит границы моей компетенции.

Он встал, и я встал. Высокий, грузный, он несколько раз крепко тряхнул мою руку.

— Мне кажется, будет полезно, — сказал он, — если ваш отец обратится ко мне с письмом, в котором точно, но со всем уважением к епископу изложит подоплеку и ход развития конфликта.

Я упомянул о мемориале.

— Ничего похожего! — обрушился на меня монсиньор. — Никаких официальных документов! Никаких донесений. Частное письмо, коротко и ясно излагающее суть дела для моего сведения.

Он добродушно улыбнулся.

— Вы-то уж наверное привезли от отца различные варианты писем или прошений. Выберите наиболее подходящее. Тут вам даст самый лучший совет друг вашего отца.

Он взял меня под руку и проводил до дверей. Уже в дверях он добавил:

— Письмо вашего отца можете сразу же мне передать. Что касается дальнейших шагов, то ждите, пожалуйста, моего сигнала. А за это время вы вместе со своими друзьями подберите материал, который Рота могла бы переслать в Торунь.

— А мой адрес? Вы знаете мой адрес, монсиньор?

— Да уж как-нибудь разыщу вас. Пусть вас это не беспокоит!

И, догадываясь по выражению моих глаз, что меня это все-таки беспокоит, монсиньор пояснил:

— Рим, молодой человек, — это маленький городок! Я имею в виду настоящий, истинный церковный Рим. Тот, по дорожкам и закоулкам которого вы бродите. И, как бывает в маленьких городках, здесь все обо всех известно. Поэтому не бойтесь, что я потеряю ваш след в этом городке. И не проявляйте нетерпения, потому что, на мой взгляд, вся история очень простая и ее легко уладить.

В коридоре, в вестибюле, на лестничной клетке, во дворе я сдерживал себя, стараясь шагать медленно, с каменным выражением лица. Но, очутившись на площади перед дворцом Канчеллерия, я перестал притворяться спокойным. Если даже некоторые детали разговора были мне неясны, не вызывало сомнений, что монсиньор Риго решительно держит сторону моего отца. Сверх того, исход дела зависит от него, раз декан Роты поручил монсиньору заняться этим делом. И значит — мы победили! И значит — конец неприятностям!

Перед отъездом из Торуни мы с отцом составили род шифра, чтобы телеграфировать, как идут хлопоты. «Маленьким городком» был не только Рим, но и Торунь, — понятно, в том же самом смысле. Мы изрядно помучились над нашим шифром, чтобы торуньская курия не смогла разгадать его условных выражений, в случае если кто-либо доставит ей тексты моих телеграмм. Свернув на корсо Виктора Эммануила, я сразу попал на почту и составил телеграмму, извещавшую отца о благосклонном отношении Роты к его делу.