Ольга Бондарева - Жизнь в четырех собаках. Исполняющие мечту

Наян приобщил меня к духу былых времен. Он — воплощение этого старинного духа, словно перенесшегося из неведомых глубин веков в настоящее. Благодаря Наяну я способна вообразить охоту с множеством курляндских борзых.

Подобная свора — поистине устрашающее зрелище и для волка, и для любого, кто окажется на пути этих, несущихся во весь опор, прирожденных охотников. Борзая не сможет ни быстро остановиться, ни тем более — свернуть. Я вижу глаза предков-борзятников во время охоты с курляндскими борзыми, и они восхитительны. В них — преклонение перед недосягаемым могуществом и необычайной силой этого красивейшего животного. Восторг и страсть читаются в лицах псовых охотников, когда они наблюдают всепоглощающий шквал бега богатырской борзой, ее смертоносный, ударный налет на зверя и мертвую хватку русского волкодава. Вот она — Русь катит! Велона — русская душа играет! Вот он — мчится по степи воплощенный полет ее великих фантазий!

В год Анфиса окончательно сформировалась как собака и обладала великолепными статями. Ее уже следовало выставлять. Обычно я вывожу собак на выставки как можно раньше, чтобы поскорей заручиться документальным подтверждением стандартности экстерьера. Жизнь борзой чревата ранениями на охоте. Вообще судьба собаки любой породы способна преподнести травму, которая подпортит экстерьер животного. Поди докажи потом, что твоя собака была экстерьерной, правильной и годится в производители! А так в запасе уже есть положительная оценка, и у собаки — шанс любить и дать потомство.

Но поход с Анфисой на выставку отложили до следующего года из-за агрессивного характера девочки. Перешагнув годовалый возрастной рубеж, Анфиса гораздо спокойнее стала относиться к людям, и я надеялась, что к двум годам она окончательно остепенится и мы удачно выставимся.

В начале лета семья пережила пустовку Айны, а за ней и Анфисы. Анфиса запустовала рано для борзой — в год и два месяца. Крепкие и здоровые борзые суки пустуют, как правило, после двух осеней. Хотелось думать, что раннее созревание Анфисы было невольно спровоцировано женскими делами Айны, а не слабым здоровьем самой девочки. Когда держат несколько разновозрастных сук, пустовка одной из них вызывает цепную реакцию пустовок у остальных.

Наян был еще очень молодым кобелем, да и я все твердила о его главном предназначении — любить своих хозяев и охранять Анфису. Проще говоря, к пустующей сестре он не проявил ни малейшего интереса, а вот к своей мамаше, Айне, подходил и пускал слюни. За эти похотливые проделки Наян получал ладошкой по заднице и послушно удалялся спать.

Иное дело — Сармат. Недремлющие очи великого дамского обольстителя пылали огнем и он набрасывался сзади то на Анфису, то на Айну.

Но обе девочки не отвечали взаимностью на его неприличные притязания. Более того, Сармат действовал им на нервы.

Анфиса не понимала, чего от нее добивается назойливый и разгоряченный папаша, и пряталась в спальне, свернувшись калачиком на кровати.

Что до Айны, то ее совратить невозможно было в принципе. Она увесисто плюхалась задом об пол, а распаленный и обманутый в надеждах Сармат бегал вокруг, тщетно разгадывая любовный код доступа к супруге, и страдальчески скулил.

Сармат — очень умный пес. Супруг величает кобеля «академиком». Но даже академические мозги Сармата не справлялись с житейской непосредственностью мышления Айны.

И все же Сармат однажды изловчился. Что тут началось!

Укушенный кобель тоже разразился обиженным воплем, который разнесся по всем этажам дома. Я прикрикнула — он замолчал. Утихнув, Сармат стал зализывать место хватки и кидать на меня зловредные взгляды.

На крики прибежал супруг. Завидев его, Сармат попытался скрыться в комнате сына, но муж его догнал, взял рукой за ухо и завел профилактическую беседу. Кобель пищал, как щенок, и старался изобразить виноватость в своих бесстыжих глазах. Муж разъяснил Сармату, что гульки с бабами временно прекращены. От гулек появляются детки — как, например, Наян и Анфиса, — и посему вяжутся кровные борзые с разрешения хозяев. Непослушание может закончиться для Сармата жизнью на помойке.

Голова кобеля повинно склонялась все ниже и ниже. Она почти уперлась носом в пол, когда супруг в завершение разговора бросил сакраментальную фразу: «Тронешь суку — всех вновь рожденных щенков оставим в доме, жрать вообще будет нечего!» Слова мужа повергли Сармата в ужас. Кобель вскинулся и взвыл не собачьим голосом. Голосило само пространство: «О нет, только не это! Хватит детей! Мне хватит детей! Я люблю покушать. Я хочу и дальше кушать! Я больше не буду…»