И тогда в моей груди что-то распахнулось. Будто погибающая в неволе птица набралась сил, разрушила решетку и вырвалась из клетки на простор.
Барьер неминуемой разлуки, разделявший доселе наши с Анфисой души, оказался колосом на глиняных ногах. Он пал под натиском любви. Я ощутила спокойствие свободного духа и сказала: «Анфисушка, родненькая, ты остаешься с нами. Душенька моя, я никому тебя не отдам. Не переживай больше никогда. Ты — у себя дома. Живи и радуйся жизни».
Анфиса выслушала меня, ловя умным взглядом каждое слово, поднялась на ноги и подошла ко мне. Она вложила в мои руки голову и замерла. Я тоже не шевелились.
Девочка закрыла глаза, глубоко-глубоко вздохнула и со стоном выдохнула воздух. Я погладила и поцеловала ее лобик, носик, губки, ушки, глазки.
В кухню заглянули Айна и Сармат. Вид мамы выражал полнейшее довольство. Отец испытующе глянул на меня, уловил мою внутреннюю решимость и удалился, качая головой: «Ну и дела!»
Анфиса приподняла веки, вздернула голову и пристально всмотрелась в мои глаза. Удостоверившись, что мечта ее осуществилась, она прижалась ко мне на мгновенье всем телом, и мое сознание уловило ее мысль: «Я — твоя, а ты — моя».
Признавшись таким образом мне в любви, девочка ушла в зал и впервые легла на мою кровать, в ногах — на место Айны. Она уснула крепко и безмятежно. Ее истерзанная душа наконец отдыхала. Анфиса проспала до вечера. На ее мордочке было написано блаженство.
Взглядом проводив Анфису до кровати, Айна улеглась в ванной. Она навсегда уступила дочке свое место — место рядом с хозяйкой. Такого самопожертвования от своей эгоистичной и неуступчивой старшей борзой я не ожидала. Мы многого не знаем о чувствах животных. Порой они гораздо сильнее и возвышеннее чувств человеческих.
Только я приняла судьбоносное решение, как позвонила мама. Она рыдала в трубку, умоляла не продавать Анфису и обещала личным участием и средствами помогать растить двух щенков. Будучи родными и любящими людьми, мы с мамой, как оказалось, ощутили друг друга на расстоянии.
Пока перегруженный печалью разум обоих метался в сетях созданных им законов и ограничений, наши независимые — отделяемые от тел — субстанции свободно общались в небесах.
Я сообщила маме об уже принятом мной решении, и с другого конца телефонной линии заговорил человек, ставший в одночасье совершенно счастливым.
Вернувшийся к вечеру муж воспринял новость на удивление радостно. Он признался, что и сам безмерно переживал за Анфису, потому что любит девочку и не может без нее прожить и дня. По его словам, время нашего отпуска было для него мукой: его терзали мысли об Анфисе, и сквозь расстояние передавались мои неизменные страдания о судьбе девочки.
Обсуждая волнующую нас тему появления в доме еще одного постоянного члена семьи, супруг не преминул отметить перемену в окрасе Анфисы. Он подчеркнул, что девочка стала рыжей, как я и хотела, и тем самым исполнила мою мечту. А как же можно кому-то отдать мечту?!
Муж поразил меня признанием, что с самого начала хотел оставить Анфису с нами, но его останавливали малые размеры жилплощади.
Я предложила не думать о них и уверила супруга, что все образуется. «Бог нам поможет», — сказала я. И Он помог! Но сначала потекли трудовые будни: на работе и дома.
Щенкам сделали очередные прививки. Наш ветеринар — мужчина — находился в отпуске, и я пригласила другого врача — женщину.
Спокойный и созерцательный Наян, с чистым и невинным взором огромных черных глаз, влюбил в себя доктора наповал. Суетливая и любопытная Анфиса не давала ветеринару прохода и лезла носом в ее чемодан с медицинскими инструментами и препаратами. В общем, ветеринара раздражала. Анфиса ветеринару не понравилась, и женщина заявила об этом открыто. Выслушав врача, Анфиса разразилась воплями возмущения. Позабыв о приличиях, она стала наступать на ветеринара, носом подталкивая к выходу.
Женщина ушла, а Анфиса затаила обиду. Поскольку дом наш в то время никто из посторонних не посещал, она заодно обиделась на всех чужих людей.
В августе детки показались на улице, хотя в первый день, как и их мамаша когда-то, сопротивлялись нашим попыткам вывести их из квартиры. Не желали они заходить и в лифт. Во дворе дома Наян повторил коронный номер своей разлюбезной мамочки времен ее детства: он не двигался с места. Анфиса пару раз обошла брата на поводке и тоже встала, прижавшись к нашим с сыном ногам.
Обратно домой щенков несли на руках, а это было тяжело. Четырехмесячные борзые щенки обрывают руки. Наян к тому сроку весил двадцать, а Анфиса — тринадцать килограммов. Дома детям впервые помыли лапы. Они сразу усвоили новую водную процедуру и впоследствии послушно лежали в прихожей, пока им не вымывали ноги после утреннего и вечернего моционов.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу