Роман Солнцев - Восторженный беглец

К черту! Ему на нас наплевать. Наплевать и мне. На него. И на всех. Вот стану известным ученым — еще посмотрим, не раскаешься ли ты, Константин Авксентьевич! И вы, Татьяна Николаевна!

Я, подремывая, взглядывал на показания стрелок, а лаборант Вова, шмыгая носом, читал сегодня уже Лукулла. Ну что ему Лукулл?! Что он в нем понимает?! Читал бы уж детективы — это еще туда-сюда. Ну, Паустовского, про красоты природы… ну. книгу Чичестера про кругосветное плавание на яхте, про ревущие сороковые… напомнить себе о героях… о недостижимых идеалах… А что ему Лукулл?! Все играют во что-то. Не может Лукулл нравиться нормальному современному человеку. Может нравиться лишь серьезная перспективная работа.

Мы предполагаем, а жизнь располагает.

Вдруг пришла телеграмма: "СРОЧНО ДВЕСТИ ВЕРНУ ПРОСТИ УСТЬ-ИЛИМ ЗАРИ ПЯТЬ АДРЕС УНИЧТОЖЬ КОСТЯ". Это случилось тридцатого, уже в самый канун Первого мая. Наверное, назанимал мужик, чтобы подкинуть жене, а теперь сидит на бобах. Деньги я ему, конечно, тут же послал телеграфом, и хоть просил Костя, чтобы я уничтожил адрес, я все же переписал его, на всякий случай. Ишь куда человека занесло! Видно, неловко возвращаться на БАМ… Сорвала игру Люся!

Но зачем он в Усть-Илиме? Что там, на Ангаре? Глухомань! Я несколько дней читал подряд все газеты и наконец нашел — строительство Усть-Илимского целлюлозного комбината! Стройка стран СЭВ! Немцы и венгры, болгары и русские! Описывалась свадьба — венгр женился на русской девушке. Цветы летели под ноги "молодоженам… Мне даже показалось, что Костя чем-то похож на венгра, но это было слишком.

В праздники я хмуро валялся дома, и поскольку отдал Тане при разводе нее, кроме книг и о физике, слушал, как за стеной у соседей говорит телевизор. Судя по программе в "Белоярском рабочем", передавали фильм о войне. Там стреляли, били стекла, кричали "Ура!..". Потом наступила тишина. И я мог только догадываться — сейчас целуются… или ползут разведчики… или кто-то умирает… а может, просто выключили телевизор.

Таня, конечно, не звонила. Сын тоже.

Я сам набрал, номер шефа, поздравил с Перво- маем. Потом мне позвонил Серега-отличник. Поздравив с Международным праздником солидарности трудящихся. он спросил, нет ли у меня книги воспоминании об академике Тамме. Он знал, что я достал ее, но у меня еще месяц назад взял почитать директор и не отдавал. Жаловаться было бы смешно — Серега мог распустить слух, что я нарочно не требую книгу обратно, как бы намекая шефу, что он может зажилить ее взамен на некие благодеяния. Разве мог понять Серега. что эту потрясающую книгу я не отдам никому, ни за что. Там есть одно грандиозное место я всем читал его по телефону в первые дни, как только сам заполучил книгу. (К слову сказать, узнав, что я развелся, ко мне подобрели все девчонки в Академгородке — в столовой и даже в книжном магазине, где с учеными ниже доктора наук вообще не разговаривают! Там работает уже упоминавшаяся Неля Гофман, та самая, перекупщица, тонкая, гибкая, в черных кожаных брюках, язвительная, с ярко блестящими черными, намеренно узкими глазами- она была бы похожа на кореянку, если бы не была такой белой, с рыжими волосами веером, как у Анджелы Дэвис…) Так вот, в книге имеется великолепный эпизод в воспоминаниях Е. Л. Фейнберга: "Как ни покажется невероятным… даже в 30-х годах у нас встречались титулованные ученые, считавшие электромагнитное ноле проявлением механических движений эфира. Особая трудность ситуации заключалась в том, что они утверждали, будто всего этого требует диалектический материализм, и… нм верили люди, не знавшие физики… Игорь Евгеньевич сказал: "Существуют вопросы. для которых кет осмысленного ответа, например, вопрос, какого цвета меридиан, проходящий через Пулково, — красного или зеленого?" И вот академик В. Ф. Миткезич громко произнес: "Профессор Тамм не знает, какого цвета меридиан, на котором он стоит, а я знаю — я стою на красном меридиане".

— Слушай, — не унимался Серега Попов. — Кому же ты отдал книгу? Наверное, женщине? Когда же я получу?!

Будучи занудой, он не понимал, неопределенных фраз — например, я скажу ему: через несколько дней… ему надо было отвечать конкретно. Я и брякнул:

— Через столько дней… сколько… сколько дырок в ремне у Татьяны, которым она подпоясывает свою замшевую куртку.

Я курил, валялся еще минут десять, как Серега позвонил.

— Что, уже сбегал — сосчитал? — язвительно предположил я.

Оказалось — да. Он, правда, случайно встретил мою бывшую жену возле продуктового магазина и под каким-то предлогом попросил ремень — очевидно, сказал, что хочет своей жене купить такой же. но почему-то стал при этом считать дырки и, запомнив— восемь, — вернул. Таня, удивленно, как и могу себе представить, посмотрела ему вслед.