Исай Давыдов - Сплошной криминал

— Однако у тебя все устроено постоянно.

— Это тебе только кажется, любовь моя! Постоянные величины для меня — Венька и ты. Но как вас совместить?.. Все остальные сочетания — временны.

— Прости меня! — Вера вздохнула и обняла одной рукой мою склоненную шею. В другой она крепко держала вожжи. — Больно! Опять ты уезжаешь к ней. Опять я перед ней кругом виновата. А она передо мной кругом права. Все опять! Сколько уж лет мы в этом кольце!.. И нет мне из него выхода. Уезжать надо!

— Верочка… Не спрашивал я тебя раньше… А что с вашим семейным домом в нашем городе? Мама его ликвидировала?

— Подчистую.

— Жаль. Самый был бы простой выход.

— Нет! Не смогла бы я — в одном городе… От меня — к ней, от нее — ко мне… Не выдержала бы я!.. При всей своей непрактичности, последний ход мама сделала верный. Вот Москву, конечно, жаль. Но недорого маме Москва далась. Потому и легко с нею рассталась.

— Это было ее решение?

— Только ее! В чистом виде. Отец после войны уже не работал — лечился. Месяц дома, месяц — в госпиталях. Называется «легкое ранение»… — Вера усмехнулась. — В это время и научил он меня испанским песням. Четыре года так — пока не ушел. Мама за эти годы стала тенью. Ведь знала — вот-вот… И видимо, задолго решила, что уедет. Московскую нашу квартиру она ни в грош не ставила: без забот ей все досталось. Приехала девчонкой на актерские курсы в Москву, выступила на МОПРовском вечере, — отец к ней и подошел. С тех пор — за его спиной… Военная эвакуация для москвичей была тяжким горем. А мама домой к себе поехала — к своим старикам. За их спиной мы в войну не сильно бедствовали. Потому я такая крупная и выросла — не голодала в детстве. Все-таки дома жили… Вот и не воспиталась у мамы практичность — не те условия!.. Не стало отца — она опять домой поехала. От квартиры отмахнулась — зачем она нам? Дома, мол, не тесно… А дедка с бабкой уже еле двигались. Быстренько ушли один за другим… Я замуж сдуру выскочила. А мама одна жить совсем не могла. И не хотела ехать к нам в район. Да и мне не очень фартило, чтоб она наблюдала скучную и ненадежную мою жизнь… Тогда вот и возник обмен на Балашов. Тетка жила очень тесно — мама по существу подарила ей квартиру. Сказала мне: «Ты пристроена отлично! Теперь еще Лельке с квартирой помогу — и все!» Такая была мама… Просто решала — уезжала от боли. Может, и мне это передалось? Может, это наследственный характер?.. Я ведь тоже «колобочек» — от него ушла, от тебя уйду… А тонкостей моих душевных мама не знала. Этим я боялась делиться. Она могла и не понять. Для меня это было бы жутко — раскрыться, и чтоб тебя не поняли… Так что под моим решением, милый, фундамент — глубок! Не в Балашов же опять… Тыл у меня — только там. Но какой же это тыл?…

— Адрес-то новый хоть пришлешь?

— Конечно! Отчего не прислать? Часто ты туда не наездишься — далеко! А изредка — ради Бога! Полюблю еще там или не полюблю — кто знает? Но пока не полюблю — буду твоя! Вот и весь твой срок…

Срок мой оказался недолгим. Через год Вера написала из Архангельской области, что выходит замуж. И попросила поздравить — если нетрудно… Я поздравил — от имени всех институтских друзей. И больше не писал. И она молчит. Не знаю, где она сейчас, кто ее муж, какая у нее теперь фамилия… И не ищу — боюсь помешать. Вдруг она счастлива, спокойна, окружена детьми — а я войду и ненароком все порушу?.. Потому что не могло бесследно исчезнуть то давнее, буйное наше и сладкое, то неодолимое, только вместе с нами исчезнет оно с земли.

Работаю я давно в опытном хозяйстве другой области — на Среднем Урале, откуда когда-то притопала на Магнитку моя мать. Вихрастый, конопатый, как и я в молодости, Венька мой давно отучился в Уральском политехническом институте. Трудовой династии у нас не вышло — Венька стал металлургом. Почему-то Настя упорно, еще с детства, ориентировала его на «городскую» профессию — не любила сельские…

Когда с женой и сыном приезжает Венька домой — в отпуск или на праздники, — ходим мы к Настиной могиле. Прибираем ее, сидим молча, вспоминаем — каждый свое. Когда уходим, Венька часто признается:

— Перебирал свои грехи перед мамой. Сколько я ее не слушался, обманывал, огорчал!.. Сколько она из-за меня плакала!

Я тоже «перебираю свои грехи». Только никому об этом не говорю.

Свела Настю в могилу тихо, незаметно подкравшаяся страшная болезнь с коротким, как выстрел, названием. Наверняка симптомы ее заметила Настя раньше всех, да сказать не решилась. А когда открылась — было уже поздно.