Макс Фрай - Не мешки [litres]

Ужасно глупо выглядят обсуждения чужой внешности, особенно когда люди начинают зачем-то ругать незнакомых (или малознакомых), нарочно, с упоением подбирая самые обидные, как им самим кажется, слова. Но примерно так же глупо выглядит как бы обратная тенденция утверждать, будто все люди красивы. Потому что – ну нет же, нет! У всех разные вкусы, индивидуальные подборки красивых-некрасивых, у всех будут разные. Но в каждой подборке найдутся свои некрасивые (люди, которые кажутся некрасивыми кому-то). И, чего уж там, некоторые из нас вообще ни в одну подборку «красивых» не попадут. Ну и чего врать-то, будто красивы все?

Штука в том, что это вообще неправильная постановка вопроса. Правильная постановка вопроса такая: нет у человека обязанности быть красивым, вот и всё. Это вообще не его зона ответственности (если хочет, может заниматься улучшением внешности, но даже тип психики, подходящий для таких занятий – не наш выбор и не наша ответственность, одним эти хлопоты в радость, а другим нет).

Если человек некрасив, это не означает, что он плохо справился с работой, чего-то не доглядел и упустил, теперь сам виноват. Просто ему не досталось такого подарка (и прилагающихся к нему вполне очевидных бонусов). Обидно, но ладно, этого не досталось, так какие-нибудь ещё достались, у каждого есть свой индивидуальный пакет врождённых преимуществ (разного достоинства, но справедливости нет, вернее, её нет в понятном и приятном нам виде). Ну и вообще в мире полно других интересных вещей. Я точно знаю, я – довольно некрасивый человек, лишённый некоторых приятных бонусов. Но у меня есть пакет с другими подарками, реально крутой пакет (если уметь его готовить, и вот это действительно важно – уметь правильно готовить свой подарочный пакет).

Люди вообще сильно переоценивают значение внешности, своей и чужой. Тут и обсуждать-то особо нечего. Это же ненадолго совсем упаковка, честно-то говоря. Даже сто лет – смешной срок, а упаковка гораздо быстрее изнашивается. В отличие от самой колбасы (иногда).

Одна из самых прекрасных вещей на свете – временная утрата контекста. Сразу всего! Например, выходишь на холм, смотришь и видишь внизу потоки жидкого жёлтого золота, текущие в разные стороны, а над ними красное зарево, вдруг внезапно сменяющееся зелёным, и всё это на фоне какой-то умопомрачительной тёмной чернильной синевы. Ну а потом, конечно, вспоминаешь контекст, то есть, что чего означает: просто стемнело, а внизу, под холмом машины едут с включёнными фарами. И светофоры горят.

Я – сторонник контролируемого фатализма: сперва мы себе организуем то, что с нами внезапно случится, а потом пусть оно само случается, пусть!

Есть одна простая и точная формула вычисления процента бессмертия в каждой отдельно взятой мыслящей (ну, как может) монаде: насколько мы готовы покорно повиноваться общему потоку (требованиям социума, включая неозвученные, само собой разумеющиеся; собственно, начиная с них), вот ровно настолько у нас нет души.

Ясно, что количество живой души в человеке, её процентное соотношение с количеством затурканной смертной твари – величина переменная, хочешь нарастить, бери и расти; это хорошая новость, но до хороших новостей обычно мало кто дочитывает, раньше бегут спорить, или наоборот, соглашаться и покаянно рыдать.

Тут такое дело. Хоть ты об стенку убейся, хоть, наоборот, сто раз просветлей, хоть обвисись на всех окрестных ясенях (а ещё вязах и грабах, на всякий случай, чтобы нужного древа не пропустить, потому что ты не ботаник и не помнишь, кто из них как называется, и как отличить) – так вот, что ни делай, окончательно прав никогда не будешь. Не бывает, чтобы хоть кто-то вдруг почему-то прав. Чем дальше в лес, тем меньше уверенности, и это вовсе не от умственной слабости и психической неустойчивости, просто чем меньше иллюзий, тем очевидней, как всё устроено и работает, а здесь оно – так.

Не будет уверенности ни в мире, ни в себе, ни в правильности своих действий, не будет гарантий (а если покажется, будто гарантии есть, вам трындец, или вы просто дурак). Всё, что останется – возможность очень ясно, во всей полноте видеть, куда именно сейчас ставишь ногу, делая очередной шаг. И ощущать на своей макушке крайне заинтересованный взгляд. И радость (не умозрительная, а настоящая, физически ощутимая напряжённая радость танца) от каждого сантиметра пути.