Алан Камминг - Волшебная сказка Томми

А большинство окружающих нас людей — тем более если вы с ними знакомы всего пару дней — даже и не догадывается о том, что тебе нужна помощь, пока ты сам не попросишь о помощи.

ТОММИ НЕ ЗНАЕТ, КАК СПРАВИТЬСЯ С ДЕПРЕССИЕЙ. ЗАТО ДЕПРЕССИЯ ЗНАЕТ, КАК СПРАВИТЬСЯ С ТОММИ.

По вечерам, возвращаясь в отель из студии, я старался поспать пару часов, потом вставал и принимал душ. Да, обычно я предпочитаю ванну. Но сейчас, когда я почти ничего не ел и держался на одних наркотиках, в ванне у меня начинала кружиться голова. К тому же мне следовало категорически избегать всяких действий, дающих возможность предаться рефлексии. Теперь ванна стала для меня чем-то вроде аттракциона в тематическом наркопарке, и я использовал ее исключительно для того, чтобы усугубить приход или снять неприятные ощущения при отходняке, ну или в качестве сексодрома. Душ, с другой стороны, сделался неотъемлемой частью моего ежедневного ритуала по активизации бодрости духа. Я использовал душ точно также, как кокс и кристаллический метамфетамин, к которому пристрастился в последнее время, — в качестве освежающего стимулятора.

Иногда, когда случался особенно мощный приход, когда я улетал так высоко, что никакие гнетущие мысли уже не смогли бы испортить мне настроение, я задумывался о том, как странно все произошло. Тот жуткий сон — это был не обычный кошмар. Это был катализатор. И, кстати, я не узнал для себя ничего нового. Сны просто в силу своей природы не открывают нам ничего нового, потому что складываются из фрагментов переживаний и мыслей, которые уже существуют в тебе. У психов все происходит немного иначе, но ведь я же не псих. Нет, этот сон был пощечиной подсознания, чтобы напомнить мне обо всей лжи, которую я говорил и, наверное, скажу еще, обо всей боли, которую я причинил близким людям — и себе самому. Этот сон был проекцией вины, и все, кто мне снился, отворачивались от меня и ненавидели меня потому, что я чувствовал: именно этого я и заслуживаю. Но вина, проявившаяся в сновидении, породила вину наяву. Эта вина превращалась в стыд, но еще быстрее — в страх, и несколько раз, когда я был достаточно трезв, чтобы это прочувствовать и осмыслить, страх накрывал меня с головой, и я вновь бросался к спасительным средствам — алкоголю, наркотикам, беспорядочным половым связям, — чтобы снова забыться и не думать вообще ни о чем. Круг замыкался и обращался новым витком спирали, уводящей все глубже и глубже в депрессию.

Раньше я искренне не понимал героев всех этих душещипательных фильмов, где с такой убийственной серьезностью воспроизводится исповедальный тон настоящих собраний анонимных алкоголиков или наркоманов, говоривших о том, что они принимают наркотики, чтобы забыться и притупить боль, которую испытывают, когда трезвые. Для меня лично наркотики всегда были способом весело провести время, даже когда я изрядно злоупотреблял. Я принимал их, чтобы мне было весело и хорошо. Да, я бежал от реального мира и проникал в иной, лучший мир — состояние наркотического опьянения называется эйфорией не просто так, — но я делал так вовсе не потому, что реальный мир был настолько ужасным, что мне нужно было уйти из него, отрицая само его существование. Просто мне нравился тот, другой мир. Именно потому, что он другой. Но теперь все было иначе. Теперь мне действительно хотелось бежать от реальности, скрыться хотя бы на пару часов, обмануть своего бессердечного господина по имени Страх, который дал мне недолгую передышку, а теперь вновь вернулся и предъявил на меня права. И наркотики помогали. Мне по-прежнему было весело. Я принимал кислоту, заряжался коксом, что-то рассказывал людям, которым было не влом меня слушать, и, разумеется, вовсю занимался сексом. Каждый день, с кем попало. И мне это нравилось. Мне было по-настоящему хорошо. Можно было не думать вообще ни о чем, кроме «здесь» и «сейчас». Секс — всегда удовольствие. Даже если тебя все достало и ты всерьез собираешься покончить с собой, все равно секс — это классно. Иначе с чего бы все так по нему прибивались? Это одна из немногих вещей, которая дает нам возможность забыть обо всем. Так что да. Мне было весело. Только это веселье было уже не таким ослепительным и затяжным и достигалось гораздо труднее, и тоска возвращалась быстрее, и мне опять приходилось ее убивать, принимая все больше наркотиков. Потому что иначе она завладела бы мной целиком. По прошествии нескольких дней я уже безошибочно распознавал «своих», таких же отчаявшихся и потерянных, — как голодная лисица, которая чувствует, какая утка самая слабая в стае. Меня инстинктивно тянуло к тем, кто готов загулять на всю ночь, и учинить грязный секс, и остервенело предаться разврату, а потом повторить еще раз.